Акилле кампаниле средство от бессонницы скачать

Акилле кампаниле рассказ средство от бессонницы

— Превосходная мысль! Добавьте к этому Южный…

— Но в тех краях тоже никого. Разве что несколько белых медведей да горстка пингвинов.

— Вот и отлично. К тому же там наверняка бродит какой-нибудь одинокий исследователь. Если в назначенный час он восстанет вместе с нами, считайте — дело сделано.

— И никакой тебе реакции, никаких репрессий…

— Все же я убедительно прошу соблюдать личную маскировку.

Последнее являлось предметом постоянной озабоченности полковника. Что-то в духе лорда Браммела, который так же тщательно заботился о своей элегантности.

Благодаря умению вовремя скрыться, промелькнуть незамеченным или кануть в неизвестность Лоуренс искусно поддерживал среди окружающих жгучий интерес к собственной персоне.

Впрочем, особого умения и не требуется: ведь в пустыне никого нет, а значит, и увидеть вас некому. Но даже от взгляда невольного наблюдателя присутствие полковника вряд ли ускользнуло бы. Лоуренс держался с чрезвычайно независимым видом. Что бросалось в глаза.

Правда, он мог часами просиживать за барханом, избегая встреч со случайными прохожими. Жаль, в эти часы никто не собирался проходить. А бывало, сам проходил, весь замаскированный, с накладной бородой.

— Кто такой? — удивлялись караванщики. — Неужто Лоуренс?

— Скажешь тоже! Лоуренс-то безбородый!

Немного погодя полковник отцеплял бороду, и тогда караванщики судачили:

— Глянь-ка, не тот, что давеча. Другой…

Или примет облик авиатора Джона Хьюма Росса. Словом, вел себя, как и положено в пустыне секретному агенту.

Однако же, несмотря на постоянную заботу о строжайшей секретности и конспирации, он в ходе своей пустынной эпопеи так и не овладел важнейшим навыком смешиваться с толпой, растворяться в ней.

Любой светский хроникер, оказавшись поблизости, неминуемо записал бы в свой блокнот: «Среди присутствующих был замечен…» и т. д.

Больше всего Лоуренсу пришлось попотеть, когда настало время развозить решающую депешу: «Полная боевая готовность. Восстание назначается на такой-то день и час».

Каждому заговорщику надлежало в нужный момент восстать в закрепленной за ним зоне. Чтобы обеспечить одновременность, учитывая огромные расстояния между участниками заговора, доставка последней депеши началась с упреждением в несколько лет.

Впоследствии пришлось-таки объявить выговор кое-кому из повстанцев, которые, потеряв счет дням, встретили заветный миг сложа руки либо перепутали дату и восстали с опозданием на месяц; однако в целом, невзирая на отдельные неувязки, восстание было проведено безукоризненно.

Итак, Лоуренс успел за несколько лет развезти депешу всем членам организации, после чего возвратился в штаб и стал ждать начала действий.

Видели бы вы, что произошло!

В назначенный срок каждый из заговорщиков восстал с громкими криками: «Смерть! Смерть!», которых, к несчастью, не услышал никто в мире, за исключением самого заговорщика. Что, впрочем, ни в коей мере не уменьшило драматизма событий.

Согласно приказу, восстание вспыхнуло на закате дня.

Если бы кто-нибудь мог единым взглядом окинуть бескрайние просторы Сахары в эту поэтическую минуту, когда небо розовеет, а воздух наполняется свежестью, он различил бы среди песков крохотную одинокую точку, исступленно носившуюся взад-вперед, а за тысячу километров от нее — другую точку, которая беспрепятственно скакала и бесновалась на бархане, еще дальше — третью точку и так далее.

Поднялись все мощно и разом, если не считать отдельных, уже упомянутых, случаев забывчивости, явившихся в некотором роде отголосками восстания, ибо еще долго кое-кто восставал сам по себе в разных уголках пустыни; и поскольку свидетелей не было, эти выступления прошли незамеченными.

Существенная деталь: в целом ряде обширных районов, охваченных восстанием, вообще никого не было. Даже повстанца.

И конечно же, сам выбор территории для столь мощного выступления оказался чрезвычайно удачным, поскольку совершенно исключал возможность реакции.

Более того, о случившемся долгое время нигде ничего не знали.

Лишь много лет спустя услышали от некоторых участников легендарного события, что однажды вечером-де состоялось «восстание в пустыне».

Но так и не поняли против кого.

НЕБЬЮЩИЙСЯ СТАКАН

Перевод Е. Костюкович.

Мы с Терезой, как вы знаете, люди экономные. Не скупердяи, конечно, боже упаси, но денег на ветер швырять не любим. А вот Марчеллино — дело другое. Видели бы вы, что он творит со стаканами. Трудно вообще поверить, что это наш сын.

Берет он, скажем, стакан и спокойненько так роняет его на пол. И его не интересует, сколько стоит этот самый стакан. Со временем, я надеюсь, Марчелло поумнеет.

Но пока что в свои три года он, судя по всему, думает, что стаканы специально делают для того, чтобы ими кидаться.

Пробовали подсунуть ему серебряный стаканчик, куда там — и слышать не хочет. Требует, чтобы у него была такая же посуда, как у взрослых. Не может же вся семья есть и пить на серебре.

И вот в тот день, когда наш сынок перекокал все, что оставалось от старого сервиза, и жена купила новый, на двенадцать персон, мне пришла в голову гениальная мысль: надо достать для Марчеллино небьющийся стакан. Это, конечно, непросто, учитывая, что небьющийся стакан должен быть точно таким, как остальные, иначе Марчелло к нему не притронется.

Но уж я расстарался и добыл такой небьющийся стакан, принес его домой и несколько раз испытал на глазах у домашних — еще до того, как открыл им, что стакан небьющийся.

Скажу сразу, этот эксперимент завершился крупным скандалом с женой, которая подумала, что я жонглирую стаканом из ее нового сервиза. Потом все уладилось, и Марчелло пришел в восторг и, как только мы отвернулись, повторил мой опыт с одним из обыкновенных новых сервизных стаканов… Их осталось одиннадцать, но это не имело значения, так как с небьющимся все равно получалась дюжина.

Источник: //warhistory-ukrlife.ru/akille-kampanile-rasskaz-sredstvo-ot-bessonnicy/

Читать

sh: 1: –format=html: not found

ДВА ВЕСА, ДВЕ МЕРКИ

DUE PESI DUE MISURE

Сборник

Составитель Лев Александрович Вершинин

«МАЛЕНЬКИЕ ЛЮДИ» И БОЛЬШИЕ БЕДЫ ИТАЛИИ

Мы все любим Италию. Беру на себя смелость утверждать, что вряд ли вообще найдется в мире другая страна, которая с детских лет столь же властно входила бы в наше сердце древними легендами, мелодичными песнями, будоражащими самые глубины воображения названиями городов: Венеция. Неаполь, Флоренция, Рим…

Сегодняшняя Италия живет жизнью крайне драматичной.

Число безработных достигает почти 2,5 миллиона человек: четвертая часть из них имеет законченное высшее и среднее специальное образование, на каждую сотню безработных 72 моложе 30 лет.

Лихорадочно скачет вверх инфляция: за последнее двадцатилетие реальная покупательная способность уменьшилась в 30 раз. Помнится, еще в конце 60-х годов и маленькие траттории, и крупные рестораны пестрели броскими афишками — приглашениями на обед «всего за 1000 лир».

Сегодня этих денег хватает лишь на стакан «фанты» в баре, а самый скромный ужин «по туристскому меню» стоит уже не меньше 15 тысяч лир.

Билеты в музеи, кино, на проезд в общественном транспорте сплошь покрыты наскоро изготовленными штампами: 500 лир, 800, 1000, 1500…

Беспрецедентный по своей остроте кризис поразил не только сферу экономики.

Взрывоопасно накалены все социальные проблемы: медицинское обслуживание и жилье, образование и пенсионное обеспечение… Италию захлестывают кровавые волны терроризма: лишь за 70-е годы в провокациях, учиненных правыми и ультралевацкими формированиями, около 200 человек погибло и более 500 было ранено.

Отдельный чудовищный счет преступлений — у мафии и каморры. На этом зловещем фоне как нечто само собой разумеющееся фиксируются тысячи квартирных краж, угонов автомобилей, драк с применением холодного оружия, то есть, словами официальной полицейской статистики, «обычная преступность» (одно определение чего стоит!).

Обыденность социальной напряженности стала такой же приметой современной Италии, как и политическая нестабильность: продолжительность «жизни» правительств на Апеннинах за послевоенный период не достигает в среднем даже года; ценность министерских кресел в этих условиях резко девальвировалась, зато все новыми нулями обрастает стоимость мест в государственном аппарате: ими торгуют давно и беззастенчиво, а вспыхивающие то и дело скандалы вокруг взяточничества и коррупции лишь укрепляют в «деловых» кругах престиж тех, кто, несмотря ни на что, сумел удержаться во влиятельных сферах…

О современном капитализме сказано немало веских и точных слов. Напомним лишь, что именно этот тип общества — бездушного, безжалостного, насквозь фальшивого в своих торжественно провозглашаемых идеалах, продажного и безумного — породил трагический сюрреализм Кафки, гнетущую беспросветность театра Беккета, угрюмую будничность Дюрренматта.

Вспоминается увиденное и прочитанное.

Газета «Унита», июль 1981 года:

«В Вероне больше не живет Джульетта.

Всякий период жизни капитализма имеет свои формы разложения и отчуждения личности, ее обесчеловечения и разрушения… В стандартной однокомнатной квартире стандартного веронского дома живет некогда красивая и по годам еще молодая девушка Лючия. Живет?..

Каждый день с девяти до часу она работает лаборанткой, а затем укрывается в своей квартире, отвечая лишь на условные звонки мужчины, который приносит ей очередную партию наркотиков. В остальном ничего от жизни: ни друзей, ни телефона, ни прогулок.

Это картина наркомании, связанной с отчуждением, еще не доведенным до логического конца, отчуждением, когда еще сохраняется видимость жизни. Эта картина страшна, потому что ее нельзя увидеть, пощупать… Это — жизнь в виде смерти, которая, однако, незаметна, а потому не наносит внешнего ущерба.

До тех пор пока все не выйдет наружу…»

Из заметок профессора уголовного права Э. Негели:

«Джузеппе Буччи, 15 лет, пастушок в горах Гаргано. Покончил жизнь выстрелом в грудь из ружья, написав родным коротенькую записку: „Я устал от жизни. Я предпочитаю умереть“.

Катерина Инганнаморте (инганнаморте — дословно: обманывающая смерть), 14 лет, из Бари, повесилась после того, как мать упрекнула ее в том, что она-де плохо смотрит за младшими братьями и сестрами.

Луиджи Бартоломео, 12 лет, из провинции Агридженто, повесился в тюрьме для несовершеннолетних преступников в Палермо, узнав, что его должны перевести в другую тюрьму, неподалеку от родной деревни».

Из личного:

В самом центре Рима, в галерее на пьяцца Колонна, на куске расстеленного рядна спала старушка; в ногах у нее примостился маленький щенок. А рядом, на асфальте, лежал лист бумаги с надписью: «У меня нет дома. Не беспокойте меня!»

На одной из колонн здания, выходящего на столичную площадь Республики, кто-то размашисто написал жирным черным фломастером: «Умираю»…

Об этих кардинальных проблемах капиталистического бытия наша печать пишет часто и подробно, они — в центре романов, повестей и рассказов мастеров итальянской прозы, таких, скажем, как А. Моравиа, Л. Шаша, И. Кальвино, чьи новые сборники недавно увидели свет в СССР.

Но вот один воистину поразительный факт: большие беды Италии, человеческую трагичность которых так остро переживаешь, читая об этой стране, как бы уходят на второй план при контакте непосредственном. Трудно представить себе туриста, который, возвратившись с Апеннин, не говорил бы однозначно: чудо.

Этому чуду сохраненной благожелательности и жизнерадостности, уверенности в чем-то лучшем и светлом, удивительному умению жить, философски абстрагируясь от больших бед, Италия обязана, конечно же, своим «маленьким людям».

Термин этот не нов, однако трудно найти иное, более емкое и в то же время столь же точное определение той великой — в самом прямом смысле этого слова — народной массе Италии, жизнеспособность которой действительно достойна изумления и восхищения.

Дань «маленькому человеку» в разное время и, разумеется, по-разному отдали и продолжают отдавать все литературы. И итальянская в этом смысле не исключение.

Наглядным тому доказательством и блестящей иллюстрацией является предлагаемый нашему читателю сборник «Два веса, две мерки» — первая переведенная с итальянского книга, где сатира и юмор занимают центральное место.

Это, несомненно, большой сюрприз: ведь, признаемся, слишком уж мы привыкли к тому, что если речь идет об Италии, то это непременно терроризм, мафия, безработица.

И вдруг — смех! Сразу же и закономерно возникает вопрос: «А над чем смеетесь?» Да, и над собой, конечно, над своими предрассудками и житейскими неурядицами жизнерадостный, полный тонкой иронии смех Акилле Кампаниле и Антонио Амурри; над «сильными мира сего» тоже вызывающая смех, но одновременно злая и едкая сатира рассказов Томмазо Ландольфи и Луиджи Малербы; над вседовлеющими в жизни «маленького человека» болезненными обстоятельствами… Искреннее сочувствие к своим скромным героям, блестящая достоверность характеров и бытовых деталей, гневный сарказм по отношению к тем, кто выше всякого человека ставит бумажный бланк, — в этом главная суть творчества Дино Буццати и Паоло Вилладжо, Джованни Арпино и Карло Монтеллы.

В сборник включены произведения почти двух десятков писателей: грустно-ироничные и острогротескные, добродушно-шутливые и гневносатирические.

Невозможно в нескольких строчках объединить этих авторов: все они принадлежат к разным поколениям, разным литературным школам и направлениям, да и пишут в разных манерах.

Но тем, пожалуй, и интересен сборник: налицо многоплановость и богатство исканий современной итальянской прозы.

Источник: //www.litmir.me/br/?b=225146&p=31