Бессонница 1997 фильм i

2 nominations.

See more awards »

Learn more

More Like This 

Edit

Storyline

In a Norwegian city with a 24-hour daylight cycle, a Swedish murder investigator is brought in to find an elusive killer. But when the officer accidentally kills his own partner and covers it up, a double sided game of cat-and-mouse ensues.
Written by
Daniel Jos. Leary

Plot Summary
|
Add Synopsis

Edit

Details

Edit

Box Office

See more on IMDbPro »

Company Credits

Technical Specs

See full technical specs »

Edit

Did You Know?

Дмитрий Савочкин:
Преступление и наказание по-новонорвежски

Фильм Эрика Скъюлбьерга «Бессонница» — удивительная картина. Не потому, что Скъюлбьергу (вы не обидитесь, если я дальше буду запанибратски называть его «Эрик»? Очень уж трудно набирать его фамилию…) удалось сделать какое-то заоблачное зрелище, или, там, показать невероятные философские глубины, нет. Просто Эрик, будучи, вероятно, последователем Тарковского, умудрился изящно совместить в своей картине несовместимое: он сделал фильм в жанре «бытовушного символизма».

После бодрого вступления (немного неожиданного и изящного, и сами авторы, понимая, что оно режется с остальной картиной, весь фильм дальше стебутся над этими «вымытыми волосами») следуют пресные будни скандинавской полиции. Начиная с первого кадра в самолёте мы понимаем, что нас сейчас будут потчевать телевизионной любительщиной. Да и антураж под стать: заброшенный городок на самом севере Норвегии (из тех, где разговаривают на Нюношке), за полярный кругом. Пара каких-то заводов. Рыболовецкие артели (или как они там называются в Норвегии?). Школа. В школе учатся дети — типичные местечковые задроты, они во всех странах одинаковые. И вот одну такую детку кто-то убил. Всё как-то буднично, тускло, очень знакомо почему-то, хотя я в Норвегии никогда не был, и даже не подозревал, насколько провинциальная Норвегия похожа на провинциальную Украину. На фоне этого болота главный герой — мужественный шведский полицейский — очень выделяется. Во-первых, он говорит по-шведски, или, если нужно, то по-букмольски, но уж точно не по-нюношски (поэтому половина персонажей фильма его вообще не понимает). Во-вторых, у него с собой пистолет (тссс, никому не говорите), и вообще он крутой перец с яйцами. Он носится по всему городку, как электровеник, и раздаёт деревенщине бодрые команды, типа — сидеть здесь, смотреть сюда! Естественно, все бабы в городке мгновенно на него западают, и хотят от него детей, ну или хотя бы аборт. И вот нашему бравому пацану улыбается удача: он находит зацепку, которая может помочь наебать преступника, и схватить его с поличным. Они устраивают засаду, и почти ловят его, но из-за этой поганой местной деревенщины преступнику удаётся сбежать. Бросившись за ним в погоню, наш герой попадает в дикий туман, чего-то спотыкается, падает, а потом видит перед собой тень, и стреляет в неё. И оказывается, что он убил своего напарника.

В дикой прострации он возвращается в участок, и говорит: «я увидел тень, и выстрелил». «Ага», говорят ему, «вы выстрелили в преступника, а он убил вашего напарника. И что дальше?» И тут у нашего бравого парня появляется надежда. Надежда, что не всё потеряно. Надежда, что он выберется из этого дерьма без потерь, и практически ничего плохого не сделав. Ведь его напарник не вернётся к жизни, если он во всём сознается?

И с этого момента в фильме словно ПРОЯВЛЯЕТСЯ второй пласт, как на фотобумаге, когда кладёшь её в проявитель. Картина вдруг оказывается насыщенной самыми разными символами, и всё, буквально каждый бытовушный элемент, от бродячей собаки до ебущихся школьников, оказывается вдруг аллегорией какой-то части мировоззрения героя. Мы видим пустынную мусорную свалку, и понимаем, что это — внутренний мир персонажа. Мы видим слепых котят — и понимаем, что это забитое и запуганное эго героя. Но главный, доминирующий символ — это луч света, настойчиво пробивающийся к нему. И ты не можешь скрыться от этого света ни днём, ни ночью. Ты не можешь спрятаться от этого света ни за толстыми стенами, ни за шторами, приклеенными к подоконнику скотчем, ни за покрывалом, повешенным на окно. Свет проделает дырку в покрывале. Потому что это — СВЕТ ПРАВДЫ.

А потом вдруг появляется и главный плохой — убийца, и мы понимаем, что окончательно запутались. Потому что оказывается, что это обычный мужик, более того — интеллигент, писатель. И убил он чувиху не специально, и вообще не собирался ничего такого делать. Просто она хотела ебаться, он снял штаны, а у него не встал хуй. Представляете себе такую оказию? А девка взяла, да и заржала в голос. И он её ёбнул. Знаете что? Я бы тоже её ёбнул на его месте. Вот только она взяла и окочурилась. Ну а он уже — не будь дураком — стал заметать следы и мыть ей волосы. (Тут есть ещё один забавный пласт — писатель и убийство, книжное и настоящее, причём судя по тому, как полноценно этот пласт раскрыт в фильме — особенно по сравнению с нолановский римейком — кажется, что Фробениус сначала хотел написать сценарий именно об этом, а потом уже добавил сюда детектива и карающий луч света). То есть, убийца-то на самом деле ничуть не более плохой человек, чем главный герой. Уж всяко не такой озлобленно-помешанный. Но убийца. И что теперь делать?

Норвежцы, по сути дела, изобразили перед нами иллюстрацию к старой сентенции о том, что преступник может иногда избежать наказания, но никогда — страха перед ним. Главный герой может уехать из заполярья, туда, где бывает нормальная, человеческая ночь. Или может заехать в какой-нибудь автомобильный туннель. Но только ведь луч света никуда не денется. Потому что этот свет идёт изнутри его. Он идёт из его глаз.