Что человек когда его желания еда и сон животное не боле

В России нет монополии ни на ту или иную религию — ни на ту или иную идеологию — гарантируется их многообразие. Поэтому в стране одновременно живут и те, кто почитает Христа, и те — кто Магомета, и те — кто Маркса, Ленина и Сталина, и те — кто Будду, и те — кто Ягве, и не только.

Жить вместе и мирно они смогут лишь в том случае, если, по-разному оценивая взгляды, верования и ценности друг друга, будут уважать право каждого на обладание этими ценностями.

Ценности — это вообще то, что больше человека, что для него более значимо, чем его биологическое существование — то есть это именно то, что и делает его человеком — тот, кто ценностей не имеет и выше всего ценит жизнь и сытную пищу — в общем-то, не человек, а животное. Во всяком случае — по мнению Шекспира: «Что человек, когда его желания — еда и сон? Животное, не боле».

Право на убеждения, но не оскорбления

Каждый человек имеет право на свои верования, идеологию и ценности — и никто не имеет права на их оскорбление. Даже посредством «творческого осмысления и новаторского прочтения классических сюжетов». Потому что, кроме права на свободу творчества, каждый имеет право на сохранность привычной ему культурной среды — и первое не может разрушать второе.

Это — естественно. Но есть те, для кого эта естественность недоступна и кто считает, что в силу лишь ему известных причин он имеет право на оскорбление любых ценностей любых людей. Но если они так считают — другие с тем же основанием могут считать, что имеют право свои ценности защищать и первых наказывать.

Это только малограмотные любители смеяться по любому поводу твердят, что ценность европейской культуры — это право на постоянную насмешку и злословие. Они просто плохо знают эту культуру: в ее традиции за оскорбление всегда полагалось отвечать жизнью в ходе поединка.

Сюжетом вагнеровского «Тангейзера» был герой, в гроте Венеры опьяненный чувственными ласками и воспевающий их в присутствии друзей и своей невесты. Пытающийся получить прощение за свои грехи у Папы Римского, отвергнутый им, но прощенный богом после того, как его невеста ценой своей жизни вымолила у того же бога его прощение.

С какого творческого наития в этот сюжет нужно было вплетать Христа, наслаждающегося чувственными ласками в гроте той же Венеры, даже если считать, что режиссер, по версии директора театра, пытался показать другого режиссера, поставившего эту сцену — вообще более чем спорно.

Но сам показ того же Христа в подобной композиции так же неприемлем для верующего христианина, как для мусульманина — издевательская карикатура на Магомета.

Чем заканчивается публикация таких карикатур, показала веротерпимая Франция. Бравировать табличкой «Я — Шарли» — комфортно, пока в глаза тебе не посмотрит твой Куаши.

Поэтому оскорбление ценностей и привычных для человека ценностных оснований — всегда провокация. Так или иначе имеющая своим результатом как минимум социальную дестабилизацию.

Мерзко, когда оскорбление становится способом самореализации. Тем более творческой. Но происходит это в силу двух обстоятельств: с одной стороны, своего рода творческой импотенции претендента на роль «творца». С другой стороны — отсутствия у него самого понимания, что вольное обращение с началами, для кого-то сакральными, является оскорблением.

Болезненная самореализация

Эпатаж вместо творчества — свидетельство отсутствия способности к реальному творчеству. Потому что творчество — это всегда созидание. Оскорбление — это всегда разрушение.

Потребность в самореализации имеет каждый человек. Самореализация, самоактуализация — это потребность ощутить свой отпечаток на мире, ощущать его подвластность тебе. Тот, кто способен строить, — строит. Тот, для кого это трудно, — разрушает. Потому что писать непотребности на заборе проще, чем строить дома.

Непонимание недопустимости оскорбления ценностей — свидетельство отсутствия своих ценностей у того, кто оскорбляет чужие. То есть, в общем-то, свидетельство того, что оскорбляющий ценности другого человека сам не является человеком.

Сто лет назад (и двести, и тысячу) мир и общество делились на носителей разных ценностей. Сегодня он расколот на тех, кто ценности как таковые имеет, и тех, кто их не имеет.

Эпатирующий прибитыми к брусчатке гениталиями доказывает не свою непримиримость в борьбе с несовершенством мира, а то, что его личное человеческое достоинство и человеческое значение не превысило уровень его гениталий.

Федеральный академический театр — это центр Просвещения и храм Прекрасного, а не площадка провоцирующей саморекламы.

Директор федерального академического театра — это представитель государства, а не хозяин передвижного цирка, повещающий посетителей ярмарки хвостатыми женщинами и забавными уродцами.

А поговорить?

И тем более не очаг разжигания общественного, социального и ценностного противостояния. Три месяца министр культуры требовал от Мездрича по сути одного: «Если ты считаешь, что ты прав, выйди к людям и найди с ними общий язык. Объясни, что ты не хотел их оскорблять. Объясни, что именно ты хотел сказать, допуская этот спектакль на свою сцену». Мездрич высокомерно, упрямо и нагло заявлял: «Я с ними не знаком и объяснять ничего никому не намерен».

Дело не в том, что Мездрич позволил себе разойтись в отношении к Христу с верующими: дело в том, что он позволил себе их оскорблять. И сделал государственный театр источником скандала и социальной розни.

Эти люди любят говорить о «творческих поисках молодых режиссеров» и «современном искусстве» и не могут объяснить, почему для них творческий поиск — синоним скандальности, а современным искусством они признают только то искусство, которое вызывает отторжение у большинства.

Хотя на самом деле современное искусство — это не то, что топчет сапогами классику, а все искусство современников.

Между теми, кто объявил себя абсолютными авторитетами в области искусств и обществом, — разрыв. Разрыв непонимания и разрыв презрения.

Общество не понимает их потому, что они свое достоинство видят в том, чтобы остаться либо непонятыми, либо скандально известными.

Они не понимают общество потому, что давно стали чужими для него, и принимают за общество сеть богемных либо «великосветских» салонов, более всего не понимающих праздных сплетниц шеридановской «Школы злословия».

Возможно, в свободной стране они имеют полное право в этих салонах и своих ночных клубах устраивать все вплоть до вакхических игр, впрочем, без публичной демонстрации. Но в государственных театрах — не имеют. Просто потому, что если государственные театры обеспечиваются государственным бюджетом — они должны вписываться в ту систему ценностей, которую исповедует большинство общества, сформировавшее власть этого государства.

Впрочем, и это не главное. Главное именно то, что можно не разделять ценности того или иного человека или той или иной ценностной группы, но оскорблять их нельзя.

И потому, что никто не обладает правом на оскорбление.

И потому, что за оскорбление нужно рано или поздно отвечать.

И если государство не будет защищать право на ценностные основания и привычную культурную среду социальных групп, эти социальные группы начнут защищать свои ценности сами.