Это сказка это сон сказка сон
Информация для родителей: Сон — поучительная сказка Ганса Христиана Андерсена. Повествует о священнике, который однажды видел сон, изменивший его отношение к грешным людям. Сказку могут прочитать и взрослые и дети в возрасте от 9 до 12 лет. Она заставляет задуматься над многими вещами.
Читать сказку Сон
Все яблони в саду покрылись бутонами — цветочкам хотелось опередить зелёные листья. По двору разгуливали утята, на солнышке потягивалась и нежилась кошка, облизывая свою собственную лапку. Хлеба в полях стояли превосходные, птички пели и щебетали без умолку, словно в день великого праздника. В сущности, оно так и было — день-то был воскресный. Слышался благовест, и люди, разодетые по-праздничному, с весёлыми, довольными лицами шли в церковь. Да, право, и вся природа вокруг как будто сияла! Денёк выдался такой тёплый, благодатный, что так вот и хотелось воскликнуть: «Велика милость божья к нам, людям!»
Но с церковной кафедры раздавались не такие речи; пастор громко и сурово доказывал слушателям, что все люди — безбожники, что бог накажет их, ввергнет по смерти в геенну огненную, где огонь неугасающий и червь неумирающий! Вечно будут они мучиться там, без конца, без отдыха! Просто ужас брал, слушая его! Он говорил ведь так уверенно, так подробно описывал преисподнюю, эту смрадную яму, куда стекаются нечистоты со всего мира и где грешники задыхаются в серном, удушливом воздухе, погружаясь, среди вечного безмолвия, в бездонную трясину все глубже и глубже!.. Да, страшно было даже слушать, тем более что пастор говорил с такой искренней верой; все бывшие в церкви просто трепетали от ужаса.
А за церковными дверями так весело распевали птички, так славно сияло солнышко, и каждый цветочек как будто говорил: «Велика милость божья к нам всем!». Все это было так непохоже на то, о чём говорил пастор.
Вечером, перед тем как ложиться спать, пастор заметил, что жена его сидит в каком-то грустном раздумье.
— Что с тобой? — спросил он её.
— Что со мной? — проговорила она. — Да вот, я все не могу хорошенько разобраться в своих мыслях. Не могу взять в толк того, что ты говорил сегодня утром… Неужели и в самом деле на свете так много безбожников, и все они, будут гореть в огне вечно?.. Подумать только, так долго — вечно! Нет, я только слабая, грешная душа, как и все, но если и у меня не хватило бы духа осудить на вечные муки даже самого злейшего грешника, то как же может решиться на это господь бог? Он ведь бесконечно милосерден и знает, что грех бывает и вольный и невольный! Нет, что ты там ни говори, а я не пойму этого никогда!
Настала осень; вся листва с деревьев пооблетела; серьёзный, суровый пастор сидел у постели умирающей. Благочестивая, верующая душа отходила в другой мир. Это была жена пастора.
— Если кого ждёт за гробом вечный покой и милость божья, так это тебя! — промолвил пастор, сложил умершей руки и прочёл над ней молитву.
Её схоронили; две крупные слезы скатились по щекам сурового пастора. В пасторском доме стало тихо, пусто — закатилось его ясное солнышко, умерла хозяйка.
Ночью над головою пастора пронеслась вдруг холодная струя ветра. Он открыл глаза. Комната была словно залита лунным светом, хотя ночь не была лунная. Свет этот шёл от стоявшей у постели прозрачной фигуры. Пастор увидел перед собою тень своей покойной жены. Она устремила на него скорбный взгляд и как будто хотела сказать что-то.
Пастор слегка приподнялся, простёр руки к призраку и сказал:
— Неужели и ты не обрела вечного покоя? И ты страдаешь? Ты, добродетельнейшая, благочестивейшая душа?!
Тень утвердительно кивнула головой и прижала руку к сердцу.
— И от меня зависит дать тебе это успокоение?
— Да! — донеслось до него.
— Но как?
— Дай мне волос, один-единственный волос с головы того грешника, который будет осуждён на вечные муки, ввергнут богом в геенну огненную.
— Так мне легко будет освободить тебя, чистая, благочестивая душа! — сказал он.
— Следуй же за мною! — сказала тень. — Нам разрешено лететь с тобой всюду, куда бы ни повлекли тебя твои мысли! Незримые ни для кого, заглянем мы в самые тайники человеческих душ, и ты твёрдою рукой укажешь мне осуждённого на вечные муки. Он должен быть найден, прежде чем пропоёт петух.
И вот они мгновенно, словно перенесённые самой мыслью, очутились в большом городе. На стенах домов начертаны были огненными буквами названия смертных грехов: высокомерие, скупость, пьянство, сладострастие… Словом, тут сияла вся семицветная радуга грехов.
— Так я и думал, так и знал! Вот где обитают обречённые вечно гореть в огне преисподней! — сказал пастор.
Они остановились перед великолепно освещённым подъездом. Широкие лестницы, устланные коврами, уставленные цветами, вели в покои, где гремела бальная музыка. У подъезда стоял швейцар, разодетый в шёлк и бархат, с большою серебряною булавой в руках.
— Наш бал поспорит с королевским! — сказал он, оборачиваясь к уличной толпе, а вся его фигура так и говорила: «Весь этот жалкий сброд, что глазеет в двери, мразь в сравнении со мною!»
— Высокомерие! — сказала тень усопшей. — Заметил ты его?
— Его! — повторил пастор. — Да ведь он просто глупец, шут! Кто же осудит его на вечную муку?
— Шут! — пронеслось эхом по всей этой обители высокомерия; все жильцы её были таковы!
Пастор и призрак понеслись дальше и очутились в жалкой каморке с голыми стенами. Тут обитала Скупость. Исхудалый, дрожащий от холода, голодный и изнывающий от жажды старик цеплялся всею душой, всеми помыслами за своё золото. Они видели, как он, словно в лихорадке, вскакивал с жалкого ложа и вынимал из стены кирпич — за ним лежало в старом чулке его золото, потом ощупывал дрожащими влажными пальцами свой изношенный кафтан, в котором тоже были зашиты золотые монеты.
— Он болен! Это жалкий безумец, не знающий ни покоя, ни сна! — сказал пастор.
Они поспешно унеслись прочь и очутились в тюрьме, у нар, на которых спали вповалку преступники. Вдруг один из них испустил ужасный крик, вскочил со сна, как дикий зверь, и принялся толкать своими костлявыми локтями спящего рядом соседа. Тот повернулся и проговорил спросонья:
— Замолчи, скот, и спи! И это каждую ночь!..
— Каждую ночь! — повторил первый. — Да, он каждую ночь и приходит ко мне, воет и душит меня… Сгоряча я много делал злого, таким уж я уродился! Оттого я опять и угодил сюда! Но коли я грешил, так теперь и несу наказание! В одном только я не повинился ещё. Когда меня в последний раз выпустили отсюда на волю и я проходил мимо двора моего хозяина, сердце во мне вдруг так вот и закипело… Я чиркнул о стенку спичкою, огонёк слегка лизнул соломенную крышу, и все вспыхнуло разом. Пошла тут кутерьма не хуже, чем была у меня в душе!.. Я помогал спасать скот и имущество. Не сгорело ни одной живой души, кроме стаи голубей, которые влетели прямо в огонь, да цепного пса. О нём-то я и не вспомнил. Слышно было, как он выл в пламени… Вой этот и до сих пор отдаётся у меня в ушах, как только я начну засыпать, а засну — пёс тут как тут, большущий, лохматый!.. Он наваливается на меня, воет, давит меня, душит… Да ты слушай, что я тебе рассказываю! Успеешь выспаться! Небось храпишь всю ночь, а я не могу забыться и на четверть часа!
И глаза безумца палились кровью, он бросился на соседа и стал бить его по лицу кулаками.
— Злой Мае опять взбесился! — послышались голоса, и другие преступники бросились на него, повалили, перегнули так, что голова его очутилась между ногами, и крепко-накрепко связали его. Кровь готова была брызнуть у него из глаз и изо всех пор кожи.
— Вы убьёте несчастного! — вскричал пастор и протянул руку на защиту грешника, который так жестоко страдал ещё при жизни, но обстановка вокруг опять изменилась.
И вот они пролетали через богатые дворцы, через бедные хижины; сладострастие, зависть — все смертные грехи проходили перед ними. Ангел возмездия громко перечислял грехи людей и затем всё, что могло послужить в их оправдание. Немногое можно было сказать в защиту людей, но бог читает в сердцах, видит все смягчающие обстоятельства, знает, что грех бывает вольный и невольный, да и велика милость его, всемилосердного, всеблагого! И рука пастора дрожала, он не смел протянуть её, чтобы сорвать волос с головы грешника. Слезы ручьем полились из его глаз, слезы жалости и любви, которые могут залить даже огонь преисподней.
Запел петух.
— Милосердный боже! Даруй же ты ей тот покой, которого не в силах был доставить я!
— Я уже обрела его! — сказала тень. — Меня привели к тебе твои жестокие слова, мрачное недоверие к богу и к его творению! Познай же душу людей! Даже в самых злых грешниках жива божья искра! Она теплится в их душе, и её благодатное пламя сильнее огня преисподней!..
Тут пастор почувствовал на своих губах крепкий поцелуй: было совсем светло, ясное солнышко светило в окошки; жена его, живая, ласковая и любящая, разбудила его от сна, ниспосланного ему самим богом.
Источник
Жил в одном ауле горец, и был у него сын. Однажды утром отец вынес на улицу зерно просушить. Сыну он велел следить, чтобы птицы зерно не склевали, а сам пошёл по делам. В полдень возвращается отец и видит: сын сидит на своём месте и дремлет. То зерно, которое лежало рядом с ним, так и лежит, а то, что подальше, — поклевали птицы.
Рассердился отец и окликнул сына. Мальчик вздрогнул и повернулся к отцу.
— Что же ты за зерном не уследил? — спрашивает отец.
А сын удивлённо отвечает:
— Не мог я за зерном уследить, ведь пришлось мне за дочкой падчаха (царя, шаха) сходить.
— За какой ещё дочкой? Я тебя никуда не посылал! — удивился отец.
— Ты-то меня не посылал, да я сам пошёл. Расскажу тебе всё по порядку.
Сели они рядышком, и принялся сын рассказывать:
— Когда ты ушёл, я сидел-сидел, гляжу — нет никаких птиц. Отыскал я старый бешмет, повесил его на ветку, чтобы он отпугивал птиц, а сам решил прилечь и отдохнуть. Но вскоре я оказался на берегу реки. Окунулся я в воду и превратился вдруг из мальчика во взрослого джигита. Искупался, вышел на берег, оделся и только собрался уходить — гляжу, идёт к реке красивая девушка с кувшином в руке.
Увидела она меня, подошла поближе и говорит:
— Погоди, джигит, не уходи, я дочь князя и хочу посоветоваться с тобой.
Я остался, и вот что рассказала девушка: — Один грозный падчах с несметными войсками подступил к границе наших земель. А нашему князю, моему отцу, прислал он два ножа и приказал угадать, какой из них принадлежит простому горцу, а какой — падчаху. И сказал ещё тот падчах, что если не получит ответа, то опустошит всю нашу землю.
Собрались люди со всей округи, думали, думали, но никто ответить падчаху не смог. Не можешь ли ты, юноша, помочь нам в беде?
На это я сказал княжеской дочери:
— Положите оба ножа в огонь. На ноже простого горца проступит жир, потому что он был в работе. А нож падчаха в работе не был, — сколько ни нагревай его, он останется сухим. Передай мой совет отцу, а пойдёшь к реке опять — захвати с собой лепёшек. Я совсем проголодался.
Девушка ушла. В полдень возвращается к реке, достаёт лепёшки и говорит:
— Ты был прав, говоря о ножах. Но теперь падчах прислал отцу двух петухов и велит угадать, который из них старый и который молодой. Никто не знает, как ответить грозному падчаху.
Я посоветовал дочери князя: два дня не давайте петухам есть. А на третий день выпустите их и насыпьте пшеницы. Оба петуха бросятся клевать зерно. Тут вы и примечайте: молодой петух будет стоять головой к ветру, а старый повернётся к ветру хвостом.
Девушка ушла домой. А я сижу у реки и жду её. Через три дня она опять вышла к реке.
— Я совсем проголодался, дожидаясь тебя, — сказал я княжеской дочери.
А она объясняет:
— Я хотела увидеть, как будут петухи клевать зерно. Ты был прав. Падчах остался доволен нашим ответом. Но теперь свалилась на нас новая беда. Грозный падчах прислал моему отцу железный столб и велел передать: если кто-нибудь сможет этот столб поднять одной рукой, бросить через пропасть и попасть в кувшин, он отступит от нашей границы. А. если никто железный столб бросить не сможет, падчах разорит наш край. Все наши джигиты собрались, но ни один не в силах этот столб поднять.
— Хорошо, — говорю я, — я подниму железный столб одной рукой, переброшу его через пропасть и попаду в кувшин. Только сначала пусть князь прикажет заколоть бычка и накормить меня. Так ему и передай.
Побежала девушка домой, а меня попросила подождать, никуда не уходить. Я остался на берегу. И часу не прошло — прибегает она обратно:
— Сказала я князю, что нашла джигита, который берётся железный столб одной рукой поднять, через пропасть перебросить и в кувшин попасть, но просит, чтобы его сначала накормили. Князь приказал своим слугам, чтобы они закололи бычка, зажарили его и накормили тебя. Пойдём со мною!
Я пошёл с нею. Накормили меня люди князя. Потом мне показали железный столб, который прислал князю падчах. Я поднял этот столб одной рукой, перебросил через пропасть и попал в кувшин. А на том краю пропасти стоял грозный падчах со своим войском. Увидел он, какие в нашем краю джигиты есть, испугался и отступил со своим войском от наших границ.
А князь обрадовался, похвалил меня и говорит:
— У грозного падчаха есть красавица дочь. Она достойна стать невестой такого джигита, как ты. Иди к падчаху, попроси его отдать за тебя дочь. А мы тебе справим свадьбу, какой никто ещё не видывал.
В тот же день я отправился в путь. Шёл-шёл и оказался у большой реки. Гляжу, на берегу человек черпает воду огромным ковшом, величиной с бочку, выпивает и кричит, что умирает от жажды.
— Вот так чудо! — удивился я.
— Я не чудо, — возразил незнакомец. — Джигит, который железный столб через пропасть перебросил и в кувшин попал, — вот чудо.
— Это я железный столб через пропасть перебросил, а теперь за дочерью падчаха иду. Пойдёшь со мной? — сказал я незнакомцу.
— Пойду, — отвечает он, — только ковш воды с собой захвачу.
Пошли мы дальше вдвоём. Шли-шли и заметили человека, который бежал так быстро, что лань от него уйти не могла. Мчится он рядом с ланью, рукой поглаживает её по спине, а над ним сокол летит. Обут человек в тяжёлые железные башмаки, и к одной ноге мельничный жёрнов привязан.
— Вот так чудо! — удивились мы оба.
— Я не чудо. Джигит, который железный столб-одной рукой поднял, через пропасть перебросил и в кувшин попал, — вот чудо! — крикнул в ответ незнакомец.
— Это я железный столб через пропасть перебросил! — кричу ему вслед. — Пойдёшь с нами за дочкой падчаха?
— Пойду, — ответил незнакомец, — только я и сокола с собой возьму.
Пошли мы дальше втроём. Шли-шли и увидели человека: стоит он неподвижно, приложив ухо к скале.
Я спрашиваю:
— Что ты делаешь?
— Хочу узнать, в какую сторону уползла змея, которая живет за седьмой горой к восходу.
— Вот так чудо! — удивились мы.
— Я не чудо. Джигит, который железный столб одной рукой поднял, через пропасть перебросил и в кувшин попал, — вот чудо! — молвил незнакомец в ответ.
— Это я железный столб через пропасть перебросил, а теперь за дочкой падчаха иду. Пойдёшь с нами? — спросил я его.
— Пойду.
Пошли мы дальше вчетвером. Шли-шли и встретили ещё одного человека: ходит он по лугу, хватает одной рукой сразу по три стога сена и переносит эти стога с одного места на другое, а рядом с ним бегает волк.
— Вот так чудо! — удивились мы.
— Я не чудо. Джигит, который железный столб одной рукой поднял, через пропасть перебросил и в кувшин попал, — вот чудо! — произнёс незнакомец.
— Это я железный столб через пропасть перебросил! — воскликнул я и спросил незнакомца: — Пойдёшь с нами за дочкой падчаха?
— Пойду, — охотно согласился он. — Только я возьму с собой и волка, он нам пригодится.
Пошли мы дальше впятером, а с нами ещё волк с соколом. Шли-шли, пока не добрались до дворца падчаха.
У ворот нас встретила стража:
— Куда вы идёте?
Мы ответили, что пришли за дочкой падчаха. Стража выпустила из клетки боевого петуха и говорит:
— Дальше и шагу не сделаете, если нашего петуха не одолеете. Есть у вас петух для боя?
— Петуха нет, но есть сокол! — воскликнул я и выпустил сокола.
Сокол налетел на петуха, все перья повыдергал и заклевал его.
Мы поспешили дальше. А чуть дальше — вторые ворота, и около них опять стража.
— Куда вы идёте?
Мы ответили, что пришли за дочкой падчаха. Главный стражник спустил с цепи собаку и крикнул:
— Дальше и шагу не сделаете, если у вас нет собаки, чтобы с нашей стравить!
— Собаки у нас нет, но есть волк! — воскликнул я и выпустил волка. Он налетел на собаку, вцепился ей в загривок и стал трепать. Собака вырвалась и убежала. Стража посторонилась, пропустила нас. Глядим, а там уже домик для нас приготовлен. Слуги собирают на стол, Несут из дворцовой кухни еду.
— Послушай, Чуткое Ухо, о чём на кухне говорят, — обратился я к тому человеку, который слушал, как змея за седьмой горой ползла.
Он отвечает:
— Падчах приказывает в нашу еду подмешать яду.
Когда слуги внесли блюда, мы им сказали:
— Передайте падчаху, что мы благодарим его за угощение, но есть нам не хочется.
Слуги удалились, а мы легли спать. Но только мы начали засыпать — вдруг домик наполнился дымом. Вскочил я, выглянул из домика и вижу: у всех дверей, у всех окон огонь пылает. «Так вот оно что! — догадались мы. — Падчах решил нас сжечь».
— Ты принёс с собой ковш воды, погаси огонь, — попросил я человека, который пил огромным ковшом воду у реки и кричал, что умирает от жажды. Он опрокинул свой ковш, и огонь тут же погас.
Мы опять легли. Но и на этот раз заснуть не удалось. Изо всех окон потоками хлынула на нас вода. Мы сразу догадались: «Теперь нас утопить хотят».
— Перенеси наш домик на сухое место, — попросил я человека, который переносил на лугу стога сена с одного места на другое.
Он выскочил, подхватил дом и перенёс на пригорок.
Наутро является слуга падчаха:
— Падчах сказал, что отдаст тебе дочь, если кто-нибудь из вас обгонит колдунью, которая живёт при дворце.
Привели колдунью. Рядом с нею стал человек,. который лань на одной ноге обгонял. Снял он свой железные башмаки и отвязал жёрнов. Слуга падчаха подал знак — бросились скороход с колдуньей бежать и сразу скрылись из виду.
— Прислушайся, Чуткое Ухо, что там делается, — попросил я другого своего товарища — того самого, который мог услышать шорох змеи за седьмой горой.
Он приложил ухо к земле и отвечает:
— Ведьма спешит обратно, а товарищ наш лежит за седьмой горой. Видно, ведьма усыпила его чем-то.
Я оглянулся по сторонам и заметил у дворца железный столб. Схватил я его и спрашиваю:
— Как же разбудить его?
— Надо ударить в дерево, которое стоит рядом, — скороход сразу и вскочит.
Я бросил железный столб в дерево и расщепил его. Наш друг проснулся, вскочил и бросился догонять колдунью. Настиг он её на третьей горе, столкнул в пропасть, а сам прибежал к дворцу.
Падчах выглянул в окошко и крикнул:
— Забирай мою дочь и уходи поскорее!
Взяли мы дочь падчаха и вернулись в родные края.
— Видишь, сколько дел у меня было, разве мог я за птицами уследить? — сказал сын, обращаясь к отцу.
— Зерно вижу, тебя вижу, а вот дочки падчаха и приятелей чудесных твоих не видать что-то. Где же они? — спросил отец.
Сын оглянулся по сторонам, но тоже никого не увидел. И тут только он проговорил:
— А всё остальное, должно быть, мне во сне приснилось.
Источник
