Осия сорока сон в летнюю ночь
Сон в шалую ночь
По пьесе Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь». Театр «Балтийский дом» (СПб). Режиссер Сильвиу Пуркарете
Опубликовано в журнале Знамя, номер 9, 2015
Любовники,
безумцы и поэты
Воображенью отданы во власть.
Умалишенный всюду видит бесов.
Влюбленный, точно так же
полоумен,
В чернавке видит светлую красу.
У. Шекспир. «Сон в летнюю ночь».
Перевод Осии
Сороки
Переводов пьес Шекспира на русский язык,
в том числе и «Сна в летнюю ночь», существует множество: есть переводы точные и
академические, требующие обращения читателя к сопутствующим комментариям, есть
более простые и вольные. У перевода Осии
Сороки, взятого румынским режиссером Сильвиу Пуркарете за основу новой постановки «Сна…», есть два
неоспоримых преимущества: во-первых, этот перевод изначально был создан для
театрального зрителя, а потому не требует дополнительных пояснений, а
во-вторых, шекспировский текст в интерпретации Сороки лишен сентиментальности и
романтических украшательств, которыми во все времена любили снабжать его
переводчики, создавая произведения часто прекрасные, но имеющие мало
отношения к Шекспиру: так, например, в оригинале знаменитого 130-го сонета,
известного всем в переводе Маршака («Ее глаза на звезды не похожи / Нельзя уста кораллами назвать…), изо рта возлюбленной
лирического героя «воняет» (какой уж там «фиалки не-жный лепесток» — ничего
подобного у Шекспира днем с огнем не найдешь), а кожа ее — тускло-коричневого
цвета, и даже не цвета, а масти, потому как автор употребляет прилагательное,
которое обычно применяется не к людям, а к домашней скотине. Шекспир — автор не
сентиментальный и не романтический, ему в принципе чужды попытки приукрасить —
что человеческое тело, что человеческую душу: он обладает, как замечает
переводчик в предисловии к «Сну в летнюю ночь», «необычной, жестокой,
разительной трезвостью взгляда, уменьем «дать страсти с плеч отлечь, как
рубищу»… Этот трезвый, почти жестокий взгляд на человеческую природу режиссер
делает стержнем своей постановки, и «Сон в летнюю ночь» выходит не совсем
комедией, хотя зрительный зал то и дело взрывается смехом.
Сильвиу Пуркарете и художник Драгош Бухаджар создали два
самостоятельных взаимосвязанных мира: мир людей и мир духов; первый
решен в черно-белых тонах и предельно минималистичен:
собственно, на сцене практически нет декораций, если не считать самостоятельной
декорацией пустое пространство, в котором разворачивается все первое действие —
до появления фей и эльфов, когда с потолка на сцену опускаются причудливые
барочные люстры, представляющие собой одновременно и лес, и ярко сияющие
созвездия колдовской ночи, и чары, окутывающие героев. Отношения миров
людей и духов можно выразить одной фразой: «Люди — ну ж и дурачье!», которую
произносит Робин-добрый малый, сельский эльф,
обязательный в пьесах Шекспира шут-трикстер — его
образ, один из самых запоминающихся в спектакле, создала актриса Наталья Парашкина, которая также исполняет роль Филострата,
распорядителя празднеств при дворе герцога афинского Тезея. К словам шутов у
Шекспира вообще следует относиться с наибольшим вниманием: среди его персонажей
именно шуты обладают авторской «трезвостью взгляда» и обнаруживают ее с
позволенной только шутам непосредственностью: люди слабы и непостоянны, им
стоит лишь смазать веки соком волшебного цветка, и они тотчас забудут прежнюю
страсть и загорятся новой.
Впрочем, ведь и духи — ничем не
лучше людей, и царица эльфов Титания точно так же,
попав под власть цветочных чар, влюбляется в осла… Смешно ли это? Пожалуй, смешно, как смешна всякая путаница и несуразица: вот
только что юноши Лисандр (Игорь Гоппиков)
и Деметрий (Александр Муравицкий)
были без ума от прекрасной Гермии (Александра Мамкаева), и вот уже они отвергают ее и готовы драться друг
с другом за Елену (Елена Карпова). Но если хотя бы на мгновение
задуматься, ситуация предстанет совсем в ином свете: мрачном и почти трагическом,
и станет ясно, что сок волшебного цветка нужен только для ускорения действия,
для проявления превратностей действительности, в обычной жизни сглаженных
течением времени. Для этого же нужна магическая ночь на
первое мая, когда духи и призраки устраивают свой праздник, «шалая ночь», как
предлагает ее называть Осия Сорока, потому как
оригинальное название пьесы — «A Midsummer Night’s Dream» — идиома, в
буквальном переводе утрачивающая смысл, хотя и существует устоявшееся ошибочное
представление о магической шекспировской ночи как о ночи на Ивана Купалу (один
из переводных вариантов названия пьесы — «Сон в Иванову ночь»). Шекспир
предположительно писал так называемую «свадебную маску» — легкую
развлекательную комедию, предназначенную для разыгрывания на свадебных
торжествах, но Пуркарете поставил спектакль с тем же
размахом и требующий такой же глубины восприятия, что и его предыдущие
эпические театральные полотна.
Человеческий мир легкомыслен и
жесток одновременно, таинственный мир — мир снов и видений — еще более
легкомыслен, жесток и немного инфернален, что вполне
согласуется с представлениями времен Шекспира: феи, эльфы и духи — отнюдь не
ангелы, по случаю они могут и безжалостно подшутить над человеком, и только по
настроению бывают к нему благосклонны. В свете этого становятся понятными и
автоматы Калашникова в руках персонажей, и эльфы и феи, обликом больше
напоминающие бесов и демонов, и прозрачный намек на графа Дракулу в образе Оберона. Зло и добро в спектакле неотделимы
друг от друга и находятся в сложных взаимоотношениях, и ни один персонаж не
поддается однозначной трактовке. Иными словами, все как в жизни, и с XVI века,
когда была создана пьеса, ничего не изменилось: тексты великого драматурга вне
времени, но и вне географического пространства: и пространство, и время в них
предельно условны. Шекспировский текст предоставляет
режиссеру практически абсолютную свободу, поскольку с ним ничто не диссонирует:
ни звонящий в кармане у эльфа Робина мобильный телефон, ни плюшевая панда.
Сильвиу Пуркарете изображает персонажей
марионетками в руках сильных мира сего, с одной стороны, и рабами собственных
страстей — с другой: две пары влюбленных — Лисандр и Гермия, Деметрий и Елена, —
представляют собой именно таких мейерхольдовских сверхмарионеток, их движения четко выверены, слаженны и
механистичны, речь отрывиста. Четверо молодых актеров, каждый из которых
обладает яркой индивидуальностью, сумели создать убедительную иллюзию того, что
их персонажам немудрено перепутать друг друга и без
всякого колдовства: они и так похожи друг на друга, как братья и
сестры-близнецы. Как бы в противовес им подчеркнуто
свободными от условностей и живыми выглядят другие две пары: герцог Тезей и его
невеста Ипполита, царь эльфов Оберон и царица эльфов Титания, которых согласно уже устоявшейся традиции играет
одна пара актеров (Константин Анисимов и Мария Шульга (в другом составе — Мария
Мещерякова).
Настоящую «свадебную маску»
разыгрывают афинские ремесленники, задумавшие поставить в честь свадьбы Тезея и
Ипполиты «скорбную комедию» «Пирам и Фисба». Правда,
здесь нужно сделать небольшую оговорку: в «Сне в
летнюю ночь» присутствует не один, а сразу два шута: уже упомянутый эльф Робин
и Ник Мотовило (Леонид Алимов), ткач, превращенный Робином в осла и ставший
объектом страсти царицы эльфов. Именно околдованный Мотовило
в ответ на признание Титании произносит печальную
реплику, служащую противовесом всего происходящего в пьесе: «Думается
мне, сударыня, что любовь ваша малорассудительная. Но, правду говоря, нынче
любовь с рассудком компанью водят редко. И тем
прискорбней, что добрые люди не удосужатся их сдружить». Трезвость рассудка
сохраняет человек с ослиной головой на плечах, и неслучайно разыгранная дружной
компанией «скорбная комедия» представляет собой откровенную пародию на «Ромео и
Джульетту»: человеку невлюбленному влюбленные кажутся не больше чем безумцами,
их страсти — поводом для сожалений или для насмешек. В пьесах Шекспира всегда
присутствует множество внутренних связей, рифм; как в симфонии, каждая тема
разрабатывается в них сразу на нескольких уровнях. Не сократив текст
первоисточника ни на одну фразу, режиссер сохранил и все эти внутренние связи и
рифмы.
Когда наступает утро, эльфы и феи
улетают, причудливый лес люстр поднимается к потолку, но волшебство остается:
увидев ткача Мотовило в роли Пирама, Ипполита,
мгновение назад бывшая Титанией, вздрагивает, как
будто что-то припомнив, а Деметрий будет всю жизнь
любить свою Елену, зачарованный соком цветка. «Сон в летнюю ночь», очевидно,
можно считать одной из самых ярких премьер театрального сезона: спектакль
получился новаторским, очень в духе «Балтийского дома», на сцене которого можно
увидеть самые авангардные постановки, но в то же время — и традиционным, с
бережным отношением к тексту и сдержанной актерской игрой. Режиссеру Сильвиу Пуркарете удалось
воплотить мощную и завораживающую фантасмагорию и в то же время — поставить не
«русского Шекспира», но «вечно современного» Шекспира по-русски, в
котором при желании можно обнаружить не только общефилософский, но и политический
подтекст и взглянуть на сценическое действо, как в безжалостно прямое зеркало.
Следующий материал
В театр — верю. Жизнь — люблю
Мнемозина. Документы и факты из истории отечественного театра ХХ века (Москва)
Источник
Неделю назад была в краснодарской «Молодежке», смотрела «Ночь любовных помешательств» по Шекспиру.
Пришла домой после спектакля с полной головой готовых хлестких фраз и планом вот прям сейчас написать, как минимум страницы полторы, про восторги.
А нет, последовал вечер бесед на иные темы, и театр потерял актуальность. Потом была рабочая неделя, когда мне (как обычно) не до лирики, а в новый выходной случилась «Травиата» в Музыкальном театре. Теперь тянет рисовать агитационные плакаты с надписями «Виолетты, не потакайте папашам Альфредов!» и «Решительное НЕТ этому их «Плачьте! Судьба вознаградит вас за слезы!»
Какая-то жизнь бегом, на скорости, где не успевет остыть одно, как уже готово другое.
Но от шекспировско-молодежеской «Ночи» остались фотографии.
Без текста они как голые, а мне от этого не по себе.
Поэтому – Молодежка, «Ночь», Шекспир.
Когда-то (лет десять назад, наверное), у меня был неудачный опыт знакомства с Молодежкой.
Я уже не помню ни названия постановки, ни о чем она была.
Зато помню возмущение и раздражение, рожденное происходившим в зале.
Терпела до конца – из уважения к тем, с кем пришла на спектакль, им вроде было интересно.
Но с тех пор в этом театре не была.
Некоторое время назад Молодежка все чаще стала возникать в разговорах.
То один похвалит, то другой, а третий так вообще назовет лучшим театром в Краснодаре.
Такие заявления я не могла оставить без внимания. Начала расспрашивать знатоков и любителей, «зачистила» по теме интернет и решила начать новое знакомство с театром с «Ночи любовных помешательств».
Мировое все – Уильям Шекспир – четыре столетия назад создал комедию «Сон в летнюю ночь».
В ХХ веке Осия Сорока перевел шекспировскую комедию на русский язык, дав ей название «Сон в шалую ночь».
(Люди понимающие говорят, что Осия Сорока позволяет читателю и театральному зрителю почувствовать настоящего Шекспира, и не допускает в текст сентиментальности и романтические излишества, которыми грешат другие переводчики Шекспира).
В 2016 году Даниил Безносов поставил в краснодарской Молодежке «Ночь любовных помешательств», по комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь» в переводе Осии Сороки «Сон в шалую ночь».
В «Ночи любовных помешательств» переплетаются самостоятельные, но связанные миры – людей и эльфов.
Это истории любовных помешательств, отягощенные провокациями и путаницами, больше вызывающие хохот, иногда – горечь, а после – не отпускающие несколько дней. Так было у меня.
Я не буду вдаваться в подробности, кто в кого влюбился, потом перевлюбился и наоборот – для понимания лучше обратиться к шекспировскому тексту в переводе Осии Сороки, читать его перед спектаклем уже было удовольствием.
Поименованное в пьесе место действия «Афины и ближний лес» создатели спектакля представили в виде деревьев, стремящихся в высоту, фонарей, и луны на заднем плане. Почти три часа зритель как бы смотрит в небо.
А на земле – опавшая листва, каменная чаша, да несколько парковых скамеек, особенно востребованных коварными шутниками хиппи-эльфами – с этих скамеек удобно наблюдать за людскими страстями, приговаривая «Люди – ну уж и дурачье!» и щелкая семечки.
Хотя чем они, эльфы, лучше людей – такие же легкомысленные и непостоянные создания, как люди.
Сбрызнули веки спящей царице эльфов Титании соком волшебного цветка – и она влюбилась в осла.
В углу стоит гипсовый Шекспир, будто наблюдает за происходящим.
Больше четырехсот лет назад Шекспир писал о взаимоотношениях людей.
В этой области по большому счету с тех пор мало что изменилось и его пьесы не теряют актуальности, время не властно над ними.
Потому шекспировскому тексту в «Ночи любовных помешательств» краснодарской Молодежки не противоречат ни партийные советские боссы в каракулевых шапках, ни ошалевшая от любви молодежь, одетая как студенты-шестидесятники, ни эльфы «а-ля Вудсток» из свиты царя Оберона или царица эльфов Титания со своими яркими ребятами под Энди Уорхола.
Последние товарищи незабываемы из-за песни о «черноспинных жуках».
Второй акт стал спектаклем в спектакле — коллектив самодеятельных артистов-работяг на свадьбе Тезея (герцога афинского) и Ипполиты (покоренной царицы амазонок) показывает молодоженам пьесу «Пирам и Фисба».
Получился комедийно-трагедийный «капустник», где «все герои полегли» («свирепая самопародия на «Ромео и Джульетту»), но зал взрывался хохотом — без смеха наблюдать за «Хвисбусей» и другими было просто невозможно.
Кроме нас, зрителей в зале, появились и новые зрители — ими стали новоиспеченные молодые Тезей и Ипполита (и другие), перебивающие артистов недовольными выкриками:
Ипполита: В жизни не смотрела я ничего глупее.
Тезей: Даже лучшие из актеров — лишь тени действительных людей.
А и худшие сойдут, если прикрасить эти тени работой воображения.
Ипполита: Не актерского, а нашего воображения.
Такая действительно «свирепая самопародия».
Завершаю коротко.
Моя новая попытка знакомства с краснодарской Молодежкой благодаря яркому и талантливому спектаклю «Ночь любовных помешательств» получилась настолько удачной, что я очень жду продолжения.
На днях посмотрю постановку «Вечный муж» по Достоевскому, а потом в планах «Гроза» по Островскому и «Гедда Габлер» по Ибсену.
Источник
