Покой нам только снится кто сказал
Часть 1
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной —
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь…
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…
И нет конца! Мелькают версты, кручи…
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь…
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
Часть 2
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:
Не вернуться, не взглянуть назад.
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат…
На пути — горючий белый камень.
За рекой — поганая орда.
Светлый стяг над нашими полками
Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою,
Говорит мне друг: «Остри свой меч,
Чтоб недаром биться с татарвою,
За святое дело мертвым лечь!»
Я — не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена!
Часть 3
В ночь, когда Мамай залег с ордою
Степи и мосты,
В темном поле были мы с Тобою, —
Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим,
Средь ночных полей,
Слышал я Твой голос сердцем вещим
В криках лебедей.
С полуно́чи тучей возносилась
Княжеская рать,
И вдали, вдали о стремя билась,
Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы
Реяли вдали.
А над Русью тихие зарницы
Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом
Угрожал бедой,
А Непрядва убралась туманом,
Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей,
Прямо на меня
Ты сошла, в одежде свет струящей,
Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече,
Освежила пыльную кольчугу
На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной
Двинулась орда,
Был в щите Твой лик нерукотворный
Светел навсегда.
Часть 4
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня издали́…
Умчались, пропали без вести
Степных кобылиц табуны,
Развязаны дикие страсти
Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою,
Как волк под ущербной луной,
Не знаю, что делать с собою,
Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи
И трубные крики татар,
Я вижу над Русью далече
Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей,
Я рыщу на белом коне…
Встречаются вольные тучи
Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли
В растерзанном сердце моем,
И падают светлые мысли,
Сожженные темным огнем…
«Явись, мое дивное диво!
Быть светлым меня научи!»
Вздымается конская грива…
За ветром взывают мечи…
Часть 5
Опять над полем Куликовым
Взошла и расточилась мгла,
И, словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной,
За разливающейся мглой
Не слышно грома битвы чудной,
Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал. — Молись!
1908 г.
Источник
Часть 1
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной —
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь…
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль…
И нет конца! Мелькают версты, кручи…
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь…
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
Часть 2
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:
Не вернуться, не взглянуть назад.
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат…
На пути — горючий белый камень.
За рекой — поганая орда.
Светлый стяг над нашими полками
Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою,
Говорит мне друг: «Остри свой меч,
Чтоб недаром биться с татарвою,
За святое дело мертвым лечь!»
Я — не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена!
Часть 3
В ночь, когда Мамай залег с ордою
Степи и мосты,
В темном поле были мы с Тобою, —
Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим,
Средь ночных полей,
Слышал я Твой голос сердцем вещим
В криках лебедей.
С полуно’чи тучей возносилась
Княжеская рать,
И вдали, вдали о стремя билась,
Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы
Реяли вдали.
А над Русью тихие зарницы
Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом
Угрожал бедой,
А Непрядва убралась туманом,
Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей,
Прямо на меня
Ты сошла, в одежде свет струящей,
Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече,
Освежила пыльную кольчугу
На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной
Двинулась орда,
Был в щите Твой лик нерукотворный
Светел навсегда.
Часть 4
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня издали’…
Умчались, пропали без вести
Степных кобылиц табуны,
Развязаны дикие страсти
Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою,
Как волк под ущербной луной,
Не знаю, что делать с собою,
Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи
И трубные крики татар,
Я вижу над Русью далече
Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей,
Я рыщу на белом коне…
Встречаются вольные тучи
Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли
В растерзанном сердце моем,
И падают светлые мысли,
Сожженные темным огнем…
«Явись, мое дивное диво!
Быть светлым меня научи!»
Вздымается конская грива…
За ветром взывают мечи…
Часть 5
Опять над полем Куликовым
Взошла и расточилась мгла,
И, словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной,
За разливающейся мглой
Не слышно грома битвы чудной,
Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал. — Молись!
Анализ цикла стихотворений «На поле Куликовом» Блока
Поэт-символист А. Блок – ключевая фигура русской поэзии начала XX века. На протяжении всей жизни его взгляды кардинально менялись, что неизменно отражалось в творчестве. Революция 1905 г. оказала большое влияние на мировоззрение Блока. Революционные убеждения поэта были серьезно поколеблены ужасом от кровавых событий. Он переосмысливает свой взгляд на историю и судьбу России. Результатом этого становится патриотический цикл «Родина», который включает в себя стихотворение «На поле Куликовом» (1908 г.).
Центральный образ произведения – Куликовское поле, ставшее символом героической победы объединенного русского войска над ненавистной Золотой Ордой. Эта победа, в конечном счете, привела к окончательному избавлению от татаро-монгольского ига. Также она способствовала объединению Руси и созданию единого Московского государства. В более широком смысле Куликовская битва считается победой добра над злом.
В начале стихотворения Блок дает общую картину героического прошлого своей страны. Русь ассоциируется у поэта с образом «степной кобылицы», которая никогда не прекращает свой стремительный бег. Постоянные набеги кочевников приводят к тому, что русские воины проводят большую часть жизни в седле с оружием в руках. Центральная фраза, отражающая это состояние, стала крылатой – «Покой нам только снится».
Блок не описывает саму битву, для него больше важна подготовка к ней, стремление воинов отдать жизнь за свободу и независимость своей Отчизны. Во второй части Блок вводит пророческое замечание лирического героя – «Долго будет родина больна». Автор расширяет описание исторического события до масштабного анализа всей русской истории. Победа на Куликовском поле и свержение ига не принесут покоя русским людям. Еще неоднократно Россия будет находиться в условиях смертельной опасности, исходящей от внешних и внутренних врагов.
В центральной части цикла появляется символ Богородицы, олицетворяющей собой главную защиту России. Ее незримое присутствие придает воинам силы в решающей битве. Священный свет «лика нерукотворного» побеждает тьму и мрак, наполняет сердца мужеством и отвагой.
В финале Блок описывает современное ему состояние России. Революционные настроения он воспринимает с огромной тревогой, они напоминают ему разгорающийся вдалеке «широкий и тихий пожар». Над Куликовским полем вновь собираются тучи. Вторжение темных сил должно вот-вот состояться. Автор надеется, что священные заветы предков помогут русским людям одержать победу над очередным врагом. Залогом победы он считает обращение к вере и заканчивает произведение призывом: «Молись!»
Источник
НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ
1
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь — степной, наш путь — в тоске безбрежной —
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы — ночной и зарубежной —
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь.. .
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль.. .
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль.. .
И нет конца! Мелькают версты, кручи.. .
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь.. .
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
7 июня 1908
2
Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:
Не вернуться, не взглянуть назад.
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат.. .
На пути — горючий белый камень.
За рекой — поганая орда.
Светлый стяг над нашими полками
Не взыграет больше никогда.
И, к земле склонившись головою,
Говорит мне друг: «Остри свой меч,
Чтоб недаром биться с татарвою,
За святое дело мертвым лечь! «
Я — не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена!
8 июня 1908
3
В ночь, когда Мамай залег с ордою
Степи и мосты,
В темном поле были мы с Тобою, —
Разве знала Ты?
Перед Доном темным и зловещим,
Средь ночных полей,
Слышал я Твой голос сердцем вещим
В криках лебедей.
С полуночи тучей возносилась
Княжеская рать,
И вдали, вдали о стремя билась,
Голосила мать.
И, чертя круги, ночные птицы
Реяли вдали.
А над Русью тихие зарницы
Князя стерегли.
Орлий клёкот над татарским станом
Угрожал бедой,
А Непрядва убралась туманом,
Что княжна фатой.
И с туманом над Непрядвой спящей,
Прямо на меня
Ты сошла, в одежде свет струящей,
Не спугнув коня.
Серебром волны блеснула другу
На стальном мече,
Освежила пыльную кольчугу
На моем плече.
И когда, наутро, тучей черной
Двинулась орда,
Был в щите Твой лик нерукотворный
Светел навсегда.
14 июня 1908
4
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня издали.. .
Умчались, пропали без вести
Степных кобылиц табуны,
Развязаны дикие страсти
Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою,
Как волк под ущербной луной,
Не знаю, что делать с собою,
Куда мне лететь за тобой!
Я слушаю рокоты сечи
И трубные крики татар,
Я вижу над Русью далече
Широкий и тихий пожар.
Объятый тоскою могучей,
Я рыщу на белом коне.. .
Встречаются вольные тучи
Во мглистой ночной вышине.
Вздымаются светлые мысли
В растерзанном сердце моем,
И падают светлые мысли,
Сожженные темным огнем.. .
«Явись, мое дивное диво!
Быть светлым меня научи! «
Вздымается конская грива.. .
За ветром взывают мечи.. .
31 июля 1908
5
И мглою бед неотразимых
Грядущий день заволокло.
Вл. Соловьев
Опять над полем Куликовым
Взошла и расточилась мгла,
И, словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.
За тишиною непробудной,
За разливающейся мглой
Не слышно грома битвы чудной,
Не видно молньи боевой.
Но узнаю тебя, начало
Высоких и мятежных дней!
Над вражьим станом, как бывало,
И плеск и трубы лебедей.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал. — Молись!
23 декабря 1908
1908
Источник
Äâà ïåòåðáóðæöà
«È âå÷íûé áîé, ïîêîé íàì òîëüêî ñíèòñÿ
» íåîæèäàííî íàòûêàåøüñÿ ó Áðîäñêîãî íà ÷òî-òî äî áîëè çíàêîìîå èç äåòñòâà. Äà ýòî æå À. Áëîê, íà ïîëå Êóëèêîâîì! Òî÷íî. ×òî ýòî ïëàãèàò èëè, êàê íûí÷å ìîäíî ãîâîðèòü, ðåìèêñ? À âïðî÷åì íå òàê è âàæíî, âåäü ó Áðîäñêîãî ñðàæåíèå âðåìåí Âòîðîé ìèðîâîé âîéíû, à ó Áëîêà íà ïîëå Êóëèêîâîì, îòâåòèò íàõîä÷èâûé ïî÷èòàòåëü Áðîäñêîãî, è äîáàâèò, ÷òî â ñòèëå ïîñòìîäåðíèçìà ïðÿìîå öèòèðîâàíèå — äîçâîëåíî. Íó è õîðîøî, ôèã ñ ýòèì ïîñòìîäåðíèçìîì. Âèäåëè ìû è óíèòàç(«Ôîíòàí») Äåøàíà è «×åðíûé êâàäðàò» Ìàëåâè÷à, ïîýòîìó íàñ íè÷åì óæå íå óäèâèøü. Òåì áîëåå, êàê ãîâîðÿò, ýòîò ïîñòìîäåðíèçì óæå êàíóë â Ëåòó.
Çäåñü õîòåëîñü áû îñòàíîâèòüñÿ íà ïñèõîëîãè÷åñêîì ñîñòîÿíèè âîèíîâ â ñòèõîòâîðåíèÿõ. Ó Áðîäñêîãî áîé èäåò îò ëèöà ÷åëîâåêà, èñïîëíÿþùåãî âîèíñêèé äîëã, à ó Áëîêà — çà Ðóñü, çà èñòîðè÷åñêóþ ñóäüáó.
Ãîëûé ïñèõîëîãèçì Áðîäñêîãî, ëèøåííûé ïîëèòè÷åñêîé èäåîëîãèè, ïðîñòî æåëàíèå æèòü. Áåç âñÿêèõ èäåîëîãèé, ïðîñòî áûòü. ×òî ýòî ëè÷íîñòü ïîýòà èëè ïîýòè÷åñêàÿ èäåÿ? Íàñ÷åò ëè÷íîñòè — ýòî, êîíå÷íî, ïðåóâåëè÷åíèå, ãèïåðáîëà, õîòÿ, ïîëàãàþ, ÷òî Áëîê áû òàê íå íàïèñàë. Áëîê ÷óâñòâîâàë ñåáÿ ÷àñòèöåé îãðîìíîé Ðîññèè, êîòîðîé ïðåäíàçíà÷åíî Áîãîì áîëüøîå çíà÷åíèå, è Áëîê âîñïðèíèìàë ýòî íà óðîâíå ñâîåãî ïðåäâèäåíèÿ, ìèñòè÷åñêè, îí ñëûøàë ãîëîñ èñòîðèè.
Ñåé÷àñ, â ýïîõó ãëîáàëèçàöèè, ñîâðåìåííèêàì áëèæå ìèðîîùóùåíèå Áðîäñêîãî, õîòÿ, íàâåðíîå, íå åãî ñòèõè êàê òàêîâûå, êîãäà âûðàæàÿñü ïî Òîëñòîìó, âñå ñìåøàëîñü, èëè ñìåøèâàåòñÿ, íà çåìíîì øàðå è ãîñóäàðñòâà èëè Îòå÷åñòâî óæå è íå Îò÷åñòâî, à îáùåå ÷åëîâå÷åñòâî, êîòîðîå óíèôèöèðóåòñÿ, è êèòàåö, ôðàíöóç èëè ðóññêèé ñèäÿò çà îäèíàêîâûì êîìïüþòåðîì, ñìîòðÿò îäèí è òîò æå ôèëüì, ÷èòàþò îäíè è òå æå êíèãè, ñëóøàþò îäíó è òóæå ìóçûêó è òàê äàëåå
Áûòü ìîæåò, êòî òî ñïðîñèò, à ïðè÷åì çäåñü ïåòåðáóðæöû? Ðàçâå ÷òî â îäíîì ãîðîäå ðîäèëèñü è æèëè, ïðàâäà Áðîäñêèé -òî â Ëåíèíãðàäå, à Áëîê â Ñàíêò-Ïåòåðáóðãå è â ãîñóäàðñòâàõ ðàçíûõ.
Îòâå÷ó, ÷òî ëþäè æèâøèå èëè æèâóùèå â êàêîì — òî ìåñòå ñîñòàâëÿþò íåêîòîðûé äóõ, ìåíòàëüíîñòü, ýòîãî ìåñòà, êîòîðûé íèêóäà íå óõîäèò, à æèâåò â ýòîì ãîðîäå. È åñëè ïðèñëóøàòüñÿ, òî ìîæíî óñëûøàòü, êàê Àëåêñàíäð Áëîê, øàãè èñòîðèè, øàãè äâóõ ïåòåðáóðæöåâ.
Àëåêñàíäð Áëîê
Íà ïîëå Êóëèêîâîì
Ðåêà ðàñêèíóëàñü. Òå÷åò, ãðóñòèò ëåíèâî
È ìîåò áåðåãà.
Íàä ñêóäíîé ãëèíîé æåëòîãî îáðûâà
 ñòåïè ãðóñòÿò ñòîãà.
Î, Ðóñü ìîÿ! Æåíà ìîÿ! Äî áîëè
Íàì ÿñåí äîëãèé ïóòü!
Íàø ïóòü — ñòðåëîé òàòàðñêîé äðåâíåé âîëè
Ïðîíçèë íàì ãðóäü.
Íàø ïóòü — ñòåïíîé, íàø ïóòü — â òîñêå áåçáðåæíîé —
 òâîåé òîñêå, î, Ðóñü!
È äàæå ìãëû — íî÷íîé è çàðóáåæíîé —
ß íå áîþñü.
Ïóñòü íî÷ü. Äîì÷èìñÿ. Îçàðèì êîñòðàìè
Ñòåïíóþ äàëü.
 ñòåïíîì äûìó áëåñíåò ñâÿòîå çíàìÿ
È õàíñêîé ñàáëè ñòàëü…
È âå÷íûé áîé! Ïîêîé íàì òîëüêî ñíèòñÿ
Ñêâîçü êðîâü è ïûëü…
Ëåòèò, ëåòèò ñòåïíàÿ êîáûëèöà
È ìíåò êîâûëü…
È íåò êîíöà! Ìåëüêàþò âåðñòû, êðó÷è…
Îñòàíîâè!
Èäóò, èäóò èñïóãàííûå òó÷è,
Çàêàò â êðîâè!
Çàêàò â êðîâè! Èç ñåðäöà êðîâü ñòðóèòñÿ!
Ïëà÷ü, ñåðäöå, ïëà÷ü…
Ïîêîÿ íåò! Ñòåïíàÿ êîáûëèöà
Íåñåòñÿ âñêà÷ü!
7 èþíÿ 1908
Èîñèô Áðîäñêèé
È âå÷íûé áîé.
Ïîêîé íàì òîëüêî ñíèòñÿ.
È ïóñòü íè÷òî
íå ïîòðåâîæèò ñíû.
Ñåäàÿ íî÷ü,
è äðåìëþùèå ïòèöû
êà÷àþòñÿ îò ñèíåé òèøèíû.
È âå÷íûé áîé.
Àòàêè íà ðàññâåòå.
È ïóëè,
ðàçó÷èâøèåñÿ ïåòü,
êðè÷àëè íàì,
÷òî åñòü åùå Áåññìåðòüå…
… À ìû õîòåëè ïðîñòî óöåëåòü.
Ïðîñòèòå íàñ.
Ìû äî êîíöà êèïåëè,
è ìèð âîñïðèíèìàëè,
êàê áðóñòâåð.
Ñåðäöà ðâàëèñü,
ìåòàëèñü è õðàïåëè,
êàê ëîøàäè,
ïîïàâ ïîä àðòîáñòðåë.
…Ñêàæèòå… òàì…
÷òîá áîëüøå íå áóäèëè.
Ïóñêàé íè÷òî
íå ïîòðåâîæèò ñíû.
…×òî èç òîãî,
÷òî ìû íå ïîáåäèëè,
÷òî èç òîãî,
÷òî íå âåðíóëèñü ìû?..
13.02.13
Источник
Из опыта изучения поэтического текста в программе международного бакалавриата
Предлагаемая вниманию читателя статья даёт образец анализа поэтического текста, являющегося обязательным компонентом курса литературы для школьников 10–11 классов в рамках программы международного бакалавриата (IB), разработанной в Англии. Такого рода анализ является результатом применения на практике техники «медленного чтения». В английском варианте такое чтение обозначается как «artful reading» (искусное чтение), что подчёркивает сотворчество читателя при подходе к тексту.
Прежде чем перейти к самому анализу, необходимо сделать несколько предварительных замечаний, касающихся метода преподавания литературы в рамках IB и в первую очередь его отличия от традиционного подхода в российских школах. В школе литературное произведение зачастую изучается как выражение чего-то более «значительного», чем сам текст: биографии поэта, литературного направления, той или иной идеологии, общественно- исторической ситуации и т.д. Иначе говоря, произведение должно заинтересовать учащихся не само по себе, а как материал для рассмотрения явлений иного, высшего порядка. Причём, приступая к изучению стихотворения, ученики уже должны быть полностью «экипированы» знанием биографии поэта, литературного направления, исторического контекста и т.д. При таком подходе главной целью становится нахождение в тексте иллюстраций именно этих, внешних по отношению к самому тексту моментов. Этот «идеологический» подход к тексту имеет свои сильные стороны, требует от учащихся высокого культурного уровня и может воспитать широкий филологический кругозор
В подходе, предлагаемом международным бакалавриатом, отправной точкой является текст как таковой. Такой подход исходит из тезиса, что никакое, даже самое значительное содержание поэтического произведения не может быть понято в обход его словесного выражения. И.Бродский как-то сказал о Мандельштаме, что именно поэтическая речь выводила поэта в те сферы, в которые он подняться иначе был бы не в состоянии. Поэтому именно изучение структуры поэтического языка позволяет по-настоящему понять смысл стихотворения. В этом случае внимание учащихся направляется в первую очередь на изучение устройства самого текста. При таком подходе именно вопрос «Как выражено?» (вместо «Что выражено?» в традиционной методике) становится первостепенным. Конечной целью такого подхода является воспитание читателя, который способен самостоятельно интерпретировать художественное произведение через язык художественной формы. Именно умение замечать художественные приемы в тексте, соотносить их между собой и, наконец, находить в них заряд смысла является главной задачей работы на уроках.
Впервые в отечественной педагогике такая методика преподавания литературы была предложена ещё в восьмидесятые годы прошлого столетия Ю.М. Лотманом в его пособиях для учителей российских (и эстонских) школ. В последние 15 лет такой подход стал чаще встречаться в школьных учебниках (особенно в учебниках издательства «Дрофа»). Методика, демонстрируемая в лучших российских учебниках, счастливым образом сочетает исторический подход, подразумевающий ознакомление учащихся с широким историко-литературным контекстом, и детальный анализ довольно большого количества текстов. Такой подход представляется идеальным, однако, как всякий идеал, он труднодостижим.
Как показал наш опыт преподавания, медленное чтение на уроке всего одного поэтического текста требует как минимум двух (спаренных) часов. Теперь вспомним об объеме литературного материала, который ученики должны пройти в российских школах в 10–11 классах, и о количестве часов, отпущенных на преподавание литературы. Здесь, к сожалению, трудно достичь правильного баланса между количеством и качеством. Цветаева как-то сравнила читателя стихов с пешеходом, а читателя газет с пассажиром поезда. Понятно, что каждый из них увидит окружающий мир с разной степенью детальности. Двухгодичный курс литературы в программе международного бакалавриата рассчитан на скорость пешехода, так как включает всего 10 текстов для обычного (стандартного) уровня и 13 для углубленной программы. А если учесть, что одну треть этих текстов должны составлять поэтические произведения (под одним текстом здесь подразумевается подборка стихотворений одного автора по выбору учителя), то очевидно, что объем материала в десятки раз уступает объему текстов русской программы. Таким образом, у педагога появляется уникальная возможность практиковать медленное чтение стихотворных текстов (курс включает также драматические и прозаические тексты), причём вначале ученики делают это вместе с учителем, а потом самостоятельно.
Как показал опыт, детальное изучение художественных особенностей конкретного текста позволяет легко выходить и на внетекстовые уровни, изучать автора, эпоху, особенности литературного направления и т.д. При такой методике ученики, «ощутив» текст, получают возможность самостоятельно вывести из него закономерности того или иного художественного метода, особенности видения поэта и даже догадаться о тех или иных фактах из его биографии. В конце двухгодичного курса (помимо самостоятельных работ по зарубежной литературе) ученики пишут в экзаменационной обстановке анализ незнакомого им ранее стихотворного текста. Прилагаемое ниже стихотворение И.Бродского является как раз одним из таких «незнакомых» текстов для экзамена.
***
И вечный бой.
Покой нам только снится.
И пусть ничто
не потревожит сны.
Седая ночь,
и дремлющие птицы
качаются от синей тишины.
И вечный бой.
Атаки на рассвете.
И пули,
разучившиеся петь,
кричали нам,
что есть ещё Бессмертье…
… А мы хотели просто уцелеть.
Простите нас.
Мы до конца кипели,
и мир воспринимали,
как бруствер.
Сердца рвались,
метались и храпели,
как лошади,
попав под артобстрел.
…Скажите… там…
чтоб больше не будили.
Пускай ничто
не потревожит сны.
…Что из того,
что мы не победили,
что из того,
что не вернулись мы?..
1965
При первом прочтении стихотворения сразу возникает ряд вопросов. О чём оно? Где и когда происходит действие? Как «вечный бой» соотносится со «сном»? Кто эти «мы», от лица которых ведется рассказ? Что такое «там», возникающее в первом стихе последней строфы? Для того, чтобы ответить на эти и другие вопросы, активный читатель должен проследить, как лирическое повествование развивается от стиха к стиху, от строфы к строфе.
Первая строфа выдержана в настоящем времени («снится», «качаются»). Первые два стиха задают тему боя, войны: «вечный бой, покой только снится», последующие стихи (3–7) вводят антитезу «вечному бою» – сны, в которых не должно быть тревоги, а только «седая ночь», «синяя тишина», «дремлющие птицы». Описывая это «сейчас», автор использует поэтически «заряженные», высокие эпитеты, таким образом, у читателя возникают синонимичные образы сна и покоя, которые оказываются важнее «вечного боя». Но кто видит эти сны, пока непонятно.
После прочтения второй строфы, в последнем стихе которой появляется личное местоимение «мы», читатель начинает постепенно понимать, кто же лирический герой стихотворения. Это солдат, причём не один солдат, а «мы» – взвод, рота, батальон, полк, может быть, целая дивизия, а может быть, все участвовавшие в войне. Бродский в своем стихотворении «даёт слово» именно солдапогибших на войне вспоминают о том, что было, говорят о том, как им сейчас, и о том, что будет с ними потом.
Во второй и третьей строфах действие переносится в прошлое («кричали», «хотели», «кипели», «рвались», «метались», «храпели»), его вспоминают, по-видимому, во сне солдаты. Это прошлое – война. Война для солдат – это смерть («конец»), «атаки на рассвете» (а рассвет – это время, когда особенно хорошо спится). Это мир, сузившийся до полосы «бруствера» (здесь возможное напряжение между двумя значениями слова мир – «мир» как вселенная и «мир» как состояние без войны), «пули», «артобстрел» и т.д. Высокая поэтическая лексика первой строфы, описывающая сон и вечный покой, в строфах-воспоминаниях уступает место военной лексике.
Бродский включает военные термины в поэтическую работу метафор и сравнений, и на этом смысловом стыке достигается мощный по эмоциональному накалу эффект. Так, «пули, разучившиеся петь» вызывают ассоциацию с птицами и возвращают читателя к первой строфе. И мы понимаем, что вместо пуль в воздухе должны петь птицы. А под артобстрел попадают лошади (их всегда больше всего жаль как самых безвинных жертв войны), но на самом деле это даже не лошади, а солдатские сердца, которые «рвались», «метались» и «храпели». Сравнение рвущихся сердец с лошадьми, пуль с птицами передаёт идею хаоса, мясорубки вселенского масштаба, которой является война. И даже вечный покой, бессмертье не может даровать солдатам забвение того, что было. Солдаты и после смерти вспоминают бой, который становится для них вечным.
Тема войны присутствует на всех уровнях текста. Так, необычайно интересен ритм стихотворения. Строки разбиты так, что в них то по два, то по три ударения. И только в двух строках – пять ударений. Можно предположить, что такой ритм стихотворения – это дробление, разрыв пятистопного размера на две и три стопы. Разрыв ритма, разрыв бомб, разрыв тел лошадей, людей… Война врывается даже в ритм стихотворения, который склеивается только дважды – когда хаос побеждается «синей тишиной» (стих 7) и когда на фоне разрывов целостность жизни всё-таки восстанавливается пусть не в действительности, но в желаниях солдат: «А мы хотели просто уцелеть» (стих 14).
Последняя, четвёртая строфа разделена на два четверостишия. Первое четверостишие (стихи 23–26) относится к будущему. Это обращение солдат с просьбой передать какой-то высшей инстанции, чтобы их больше не будили. Можно предположить, что это «там» (24), которое имеет власть над умершими, может быть, сам Бог, который разбудит живых и мёртвых на последний суд. А может, и те, по чьему приказу на военных парадах в честь победы вновь и вновь должны называться имена павших, тревожиться их память. А им теперь уже ничего не нужно, только тишина и покой. Повторяющиеся многоточия создают эффект устной речи, когда говорящий делает паузы, запинается то ли от усталости, то ли от нерешительности.
Устную речь передаёт и лексика, используемая поэтом во втором четверостишии этой строфы. Оборот «что из того, что…» несёт на себе черты просторечья, нарочитой грубоватости, и даже неграмотности с точки зрения нормативного русского языка. Особенно эта разговорность бросается в глаза по контрасту с высокими поэтизмами первой строфы и искусным переплетением метафор и сравнений с военными терминами в третьей и четвертой строфах. В последней строфе присутствует некий вызов, солдаты отказываются от посмертного внимания к их судьбам и одновременно грубоватобеспомощно извиняются, оправдывают свою гибель, которая ждала их раньше победы.
Таков итог этого поэтического повествования о солдатской гибели на войне. Да, мы погибли, да, мы не дожили до победы, но «что из того?» Ведь герои не только те, кто без страха и упрека бросается под артобстрел, не те, про кого поют песни и слагают стихи. Таких безупречных героев, может, и не бывает. Герои – те, кто боялся и хотел уцелеть, но всё-таки до конца «кипел» и, переступая «бруствер», шёл на верную смерть. И, как показал нам поэт, именно такой человек заслужил если не «бессмертие», то покой точно.
Напоследок хочется упомянуть поэтическую традицию, с которой связано стихотворение Бродского. Первые два стиха «И вечный бой./Покой нам только снится…» являются цитатой из хрестоматийного стихотворения Александра Блока из цикла «На поле Куликовом» (1908). У Блока «бой» окутан героическим «святым» ореолом («святое знамя») и обозначает вечное противостояние света и тьмы, добра и зла – недаром выражение «вечный бой!» сопровождается восклицательным знаком.
Как Бродский использует это «чужое слово» в своём тексте? Он заменяет восклицательное предложение повествовательным, таким образом противопоставляя героике войны прозу военной жизни. Пятистопный блоковский стих дробится на трёх- и двустопный (о смысле этого поэтического приёма уже говорилось). Как видим, Бродский «снижает» торжественную интонацию, характерную для блоковского стихотворения, вступая в скрытую полемику с той традицией русской литературы, в которой война, бой, сражение изображались как состояния героические, изначально присущие русской душе. У Блока непрерывность, вечность этого сражения была скорее благословением, чем проклятием. У Бродского вечный бой – это страшный сон в воспоминаниях погибших солдат, которые погибли, чтобы сказать: войны быть не должно. И вечный покой им нужен куда более, чем вечный бой.
Статья была опубликована в журнале «Литература» (март-апрель, 2017)
Источник