Сон господина из сан франциско что ему снится

Философские новеллы Бунина. Метафора пути и движения – метафора наивная; мы окружены миром, мы не двигаемся.

Рассказ «Братья» построен на впечатлениях от поездки на Цейлон. «…любовью, жаждой вместить в свое сердце весь зримый и незримый мир и вновь отдать его кому-то». Мир, который я принимаю, а потом отдаю – один и тот же? Равен?Англичанин – тема страха; «Стоять вон там, на вашем мостике, по бокам которого мутно глядят сквозь толстое стекло два этих больших глаза, зеленый и красный, и идти куда-то в тьму ночи и воды, простирающейся на тысячи миль вокруг, — это безумие! Но, впрочем, не лучше, — прибавил он, опять заглядывая в двери, — не лучше и лежать внизу, в каюте, за тончайшей стеной которой, возле самой твоей головы, всю ночь шумит, кипит эта бездонная хлябь… Да, да, разум наш так же слаб, как разум крота, или, пожалуй, еще слабей, потому что у крота, у зверя, у дикаря хоть инстинкт сохранился, а у нас, у европейцев, он выродился, вырождается!». Человек, отгородивший себя от космоса. Магическое восприятие дикаря – «все живое». А мы забыли о космическом начале мира. Мы не думаем о смерти. Надо об этом забыть? Буддийская легенда. Вот это желание (любовь, продолжение рода) концентрирует жизнь в одно мгновение. Восприятие обостряется. Человек начинает воспринимать мир обостренно при восприятии космической жизни.

Рассказ «Господин из Сан-Франциско». Ирония жизни над человеком. Ни у кого не может быть никакой уверенности («право на отдых»). «…что натворил он» — натворил=умер. Все эти люди на лайнере привыкли, что им все подчиняется. В начале нет имени у господина из Сан-Франциско, под конец вообще местоимение. Не было, не жил. Это частично ответ на вопрос, что нам делать с космосом. «Легкое дыхание». Крест на могиле и фотография с «поразительно живыми глазами». Легкое дыхание – необъяснимая красота, которая влечет людей, наделенных жаждой жизни. Наташа Ростова.«Сны Чанга». Все равно, о ком говорить, все важно. Две правда: жизнь прекрасна, жизнь страшна. Должна быть третья правда, но ее никто не знает. Третью правду знает тот хозяин, к которому ушел капитан. «Старуха». Культура дана в невероятно сниженном варианте. Но вся культура Серебряного века развивалась так, что совершенно не касалась глупой уездной старухи.

В 1915 в печати появился «Господин…»(первонач название «Смерть на Капри»). Расказзу предшествовал эпиграф из Апокалипсиса: «Горе тебе, Вавилон, город крепкий!»(можно вспомнить продолжение: «ибо в один час пришел суд твой»). Потом эпиграф был снят. Сюжет очень точно расплаирован и вписывается в пространство. Путешествие начинается в конце ноября, и прерывается в декабрьскую,скорее всего, предрождественскую неделю. При этом распланированность жизни героя вводит в рассказ важнейший мотив искуственности, оторванности от природы (ср. с природными людьми – горцаим). Бунин делает на этом акцент: сначала методически излагая маршрут «Атлантиды», потом распорядок дня, потом распорядок неаполитанского отеля.

В рассказе достигнута почти сквозная символизация мотивов и деталей. Корабль назван Атлантидой — и сразу введена тема обреченности и этого «материка». Разные слои его «населения»: обитатели салонов, обслуга, кочегары «адской» топки — воспринимаются «моделью» социального устройства мира. Постоянное перемещение плавучего «рая» в пространстве и возвращение в исходную точку с мертвым телом Господина рождают мысль о мнимом движении по замкнутому кругу. И десятки других образов, штрихов обостряют впечатление подстерегающей всех гибели.

«Легкое дыхание» (1916) — история Оли Мещерской. Сюжетная линия сломана, главное событие – застрелился офицер дается мельком в середине. С первых строк складывается двойственное ощущение: грустное кладбище, голые деревья, холодный ветер, намогильный крест с венком и фотографический портрет гимназистки, «с поразительно живыми глазами». Смерть и жизнь, печаль и радость и есть символ судьбы Оли Мещерской. Бунин: «»Мы называем это утробностью, а я назвал легким дыханием. Такая наивность и легкость во всем, и в дерзости, и в смерти, и есть «легкое дыхание», «недумание»».

«Сны Чанга»(1916) — рассказ с т.з. Собаки + излюбленный бунинский прием – сюжет с конца, вся остросюжетность пропадает. т.к. сюжет в общем-то не так важен. Собачья преданность Чанга дает ему возможность слиться воедино со своим хозяином — капитаном, воспринять существование человека извне, равно как «изнутри» — через собственное сердце. «Воспоминания» Чанга во время бодрствования, дремотные образы в моменты сна переплетают прошлое, настоящее, текущее. Туман вечно пьяного состояния (в чем собака тоже повторяет хозяина) отделяет каждодневное от минувшего, вместе с тем в этом тумане былое выглядит живой, сочной, картиной. главный акцент поставлен на столкновении двух взглядов, двух правд: «…первая та, что жизнь несказанно прекрасна, а другая, что жизнь мыслима лишь для сумасшедших».

«Братья»: главные герои рикша и англичанин, т.е. колонизатор. Рассказ вызван действительностью колониального Цейлона. На ее нищенские картины и спроецировано осмысление глобальных проблем. Отсюда — многоплановая структура повествования: изображение цейлонцев-сингалезов и англичан («братьев» — по человеческому роду; в реальности — притеснителей и жертв; см. эпиграф), оценка Возвышенным (Буддой) их бытия и обобщающая все авторская «партия». Отрицание аскетической программы Возвышенного воплощено по многим линиям повествования. В образах ослепительного земного царства, его вечного движения — «божественного величия вселенной». В трепетном чувстве юноши рикши к его возлюбленной. В авторском постижении этого сладостного пробуждения и расцвета души, что названо великой «жаждой вместить в свое сердце весь зримый и незримый мир и вновь отдать его кому-то». Везде заключены нравственно-эстетические ценности человеческой земной любви. В рассказе — нисходящая «лестница» человеческих несовершенств: от жалких, трусливых (запуганы колонизаторами), не умеющих мыслить сингалезов до надменных, спокойно-жестоких, не желающих задуматься англичан. Юноша самоубийством прерывает общий для всех и уже начавшийся для него путь к обезличивающему механицизму («Он бегал, жадно копил деньги»), который до конца прошел его родитель. Европеец, отнявший ради развлечения у жениха невесту, вообще «беспощадные и загадочные белые люди» все делают по своей жестоко-эгоистической воле. И хотя герой-англичанин начинает понимать ужас своей бесцельности и порочности, автор уподобляет его ворону, из-за слепой, безрассудной жадности погибшему в море. В компактном повествовании о конкретной стране, при соблюдении ее своеобразного колорита, писатель выходит к широчайшим обобщениям. Неудивительно, что англичанин вспоминает разоблачительные речи Будды о жадности, похоти людей. Но, пожалуй, самой больной для автора остается все-таки мысль об их полной бессознательности — механистичности существования. Поэтому в финале и возникает мотив «бездны бездн», «довременного хаоса», готовых поглотить столь же хаотичный мир.

Конечную степень разрушения человека видел в отчужденном от людей сознании, породившем изуверский план «преступления без наказания» («Петлистые уши», 1916).

Поэзия И. Бунина.

И.А. Бунин (1870-1953). Бунина всегда печатали. Бунин получил все премии, которые только можно было получить.1-й русск писатель., получивший нобел премию, был Бунин.Творчество его весьма сложное. При всей кажущейся простоте.Родился в Воронеже, заетм хутор Бутырки, затем гимназия 3г, потом не вносит деньги — и его отчислили.Почему не закончил гимназию — 2 варианта ответа: ему там было скучновато.Живет у себя на хуторе, в это время возвращается брат.Семья — древний род, польское начало (Жуковский был Буниным. Просто усыновил его Жуковский).Бунин всегда гордился своим дворянским происхождением, но дыворянской спеси в нем не было.Брата Юлия — ссылают в имение отца под присмотр родных. А потом — гитара, охота, выпивка, Орел… . Имение было уже заложено. Купил в Орле на деньги, кот должен был внести в банк, узду, седло — и сфотографировался с этим 🙂 Бунин сам говорил, что никогда не имел ничего, кроме чемодана (негде делать музей, хутора уже нет, в Москве жил в гостинице, в Питере тоже проездом. Не было дома, не было квартиры. Извечное дворянское легкомыслие). Брат Юлий приезжает и очень влияет на Бунина. Другой брат — создает свое крепкое хоз-во.Что касается матери — у нее был дар любви. Любила глубоко бесконечно. Такой у нее был талант. Можно сказать, что и Бунин, может, не в такой степени, но обладал этим талантом.Уезжает из хутора в 16 лет и устраивается в Орле работать в газете. Знакомится с девушкой. Просит ее руки. Но папенька: » А чем Вы собираетесь заниматься в жизни?» — «Не знаю, может в ун-т поступлю. А вообще, я толстовец». — «Вы знаете, моя Гликерия — девочка хорошая, но немножко легкомысленная, любит наряды, а Вы это предоставить ей не сможете, поэтому как бы вы мне не нравились, я разрешения на брак дать не могу». И они не венчаясь уехали к брату Бунина Юлию. Тут единственный раз поступает на службу. Потом приезжает в Москву. Знакомится с Брюсовым, Гиппиус, Тэффи. Путешествие по России. Путешествие за границу — его тянет на восток, Цейлон. Пишет. Встречался с Толстым: «Кто такой Толстой? Он стоит в ряду: Будда, Христос. Толстой пересказывает евангелие, но убирает все чудеса. — теряется лиминальный подход. Не надо трактовать.

Поэзия, проза.

В статье «о поэзии бунина» Ходасевич утверждает, что после «ювеналий 1896 – 1900 г» бунинская поэтика представляется последовательной и упорной борьбой с символизмом. Своеобразие этой борьбы заключается в основении символисткого тематического репертуара принципиально противоположными символизму стидистическими средствами.

В лирике бунина 1900 г заметно пристрастие к исторической экзотике, путешествиям по древним культурам, мифологическим экскурсам – тематике, традиционной для парнасской линии русского символизма – надпись на могильной плите; из апокалипсиса; эпитафия; после битвы ; надпись на чаше и т д. стилистически мало отличим от поэзии символистов – торжественный описательный стиль, отчетливость формы, размышления о связи ушедшей и современной культуры через любовь и красоту.

Надпись на могильной плите

Несть, Господи, грехов и злодеяний

Превыше милосердья Твоего!

Рабу земли и суетных желаний

Прости грехи за горести его.

Завет любви хранил я в жизни свято:

Во дни тоски, наперекор уму,

Я не питал змею вражды на брата,

Я все простил, по слову Твоему.

Я, тишину познавший гробовую,

Я, воспринявший скорби темноты,

Из недр земных земле благовествую

Глаголы Незакатной Красоты!

Радикально отличает Бунина от символистов пейзажная лирика. Та, где символист видел природные знаки иной, подлинно реальной действительности ( зори – в стихах о прекрасной даме и золото в лазури) или проекцию собственного душевного состояния, Бунин воспроизводит действительность объективно, что приводит почти к полному устранению лирического героя, лир я заменяется безличным повествованием от 3 л. (Листопад). Непосредственное выражение эмоций в лирике бунина – редкое явление, чаще всего намек, концовка. (Одиночество, дядька, льет без концв)

Дядька

За окнами — снега, степная гладь и ширь,

На переплетах рам — следы ночной пурги…

Как тих и скучен дом! Как съёжился снегирь

От стужи за окном. — Но вот слуга. Шаги.

По комнатам идет седой костлявый дед,

Несёт вечерний чай: «Опять глядишь в углы?

Небось всё писем ждёшь, депеш да эстафет!

Не жди. Ей не до нас. Теперь в Москве балы».

Смутясь, глядит барчук на строгие очки,

На седину бровей, на розовую плешь…

— Да нет, старик, я так… Сыграем в дурачки,

Пораньше ляжем спать… Каких уж там депеш!

При первом чтении поэзия покажется немного однообразной. Ликрика природы. Она на столько необычная. Почему? Я могу описывать природу, то как я ее чувствую, или удалив себя из природы. А у Бунина и то и ддругое вместе. А кроме того, религиозные мотивы. Очень мало любовной лирики.

* * *

Я к ней вошел в полночный час.

Она спала,- луна сияла

В ее окно,- и одеяла

Светился спущенный атлас.

Она лежала на спине,

Нагие раздвоивши груди,-

И тихо, как вода в сосуде,

Стояла жизнь ее во сне.

Человек воспринимает природу как некий зов, но что он говорит? Поэма «Листопад» (Горький на нее откликнулся). Это поэма, у кот есть четкий сюжет. Нужно себе представить терем и одновременно лес. «Лес словно терем расписной…..»

Листопад

Лес, точно терем расписной,

Лиловый, золотой, багряный,

Веселой, пестрою стеной

Стоит над светлою поляной.

Березы желтою резьбой

Блестят в лазури голубой,

Как вышки, елочки темнеют,

А между кленами синеют

То там, то здесь в листве сквозной

Просветы в небо, что оконца.

А дальше — все как будто бы на тебя смотрит.

Теперь уж тишина другая:

Прислушайся — она растет,

А с нею, бледностью пугая,

И месяц медленно встает.

Все тени сделал он короче,

Прозрачный дым навел на лес

И вот уж смотрит прямо в очи

С туманной высоты небес.

Пусть мрачны и ненастны ночи

И на поляне волчьи очи

Зеленым светятся огнем!

Лес, точно терем без призора…

<…>Туда и Осень поутру

Свой одинокий путь направит

И навсегда в пустом бору

Раскрытый терем свой оставит.

А зимой терем разрушен. Блок — «цельность и простота стихов и мировозрения Бунина так цельны, что мы должны признать его главное право на место в поэзии»

***

Ветер осенний в лесах подымается,

Шумно по чащам идет,

Мертвые листья срывает и весело

В бешеной пляске несет.

Только замрет, припадет и послушает,—

Снова взмахнет, а за ним

Лес загудит, затрепещет,— и сыплются

Листья дождем золотым.

Веет зимою, морозными вьюгами,

Тучи плывут в небесах…

Пусть же погибнет все мертвое, слабое

И возвратится во прах!

Зимние вьюги — предтечи весенние,

Зимние вьюги должны

Похоронить под снегами холодными

Мертвых к приходу весны.

В темную осень земля укрывается

Желтой листвой, а под ней

Дремлет побегов и трав прозябание,

Сок животворных корней.

Жизнь зарождается в мраке таинственном.

Радость и гибель ея

Служат нетленному и неизменному —

Вечной красе Бытия!

Дикарь

Над стремью скал — чернеющий орел.

За стремью — синь, туманное поморье.

Он как во сне к своей добыче шел

На этом поднебесном плоскогорье.

С отвесных скал летели вниз кусты,

Но дерзость их безумца не страшила:

Ему хотелось большей высоты —

И бездна смерти бездну довершила.

Ты знаешь, как глубоко в синеву

Уходит гриф, ужаленный стрелою?

И он напряг тугую тетиву —

И зашумели крылья над скалою,

И потонул в бездонном небе гриф,

И кровь, звездой упавшую оттуда

На берега, на известковый риф,

Смыл океан волною изумруда.

Джордано Бруно

«Ковчег под предводительством осла —

Вот мир людей. Живите во Вселенной.

Земля — вертеп обмана, лжи и зла.

Живите красотою неизменной.

Ты, мать-земля, душе моей близка —

И далека. Люблю я смех и радость,

Но в радости моей — всегда тоска,

В тоске всегда — таинственная сладость!»

И вот он посох странника берет:

Простите, келий сумрачные своды!

Его душа, всем чуждая, живет

Теперь одним: дыханием свободы.

«Вы все рабы. Царь вашей веры — Зверь:

Я свергну трон слепой и мрачной веры.

Вы в капище: я распахну вам дверь

На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы

Ни бездне бездн, ни жизни грани нет.

Мы остановим солнце Птоломея —

И вихрь миров, несметный сонм планет,

Пред нами развернется, пламенея!»

И он дерзнул на все — вплоть до небес.

Но разрушенье — жажда созиданья,

И, разрушая, жаждал он чудес —

Божественной гармонии Созданья.

Глаза сияют, дерзкая мечта

В мир откровений радостных уносит.

Лишь в истине — и цель и красота.

Но тем сильнее сердце жизни просит.

«Ты, девочка! ты, с ангельским лицом,

Поющая над старой звонкой лютней!

Я мог твоим быть другом и отцом…

Но я один. Нет в мире бесприютней!

Высоко нес я стяг своей любви.

Но есть другие радости, другие:

Оледенив желания свои,

Я только твой, познание — софия!»

И вот опять он странник. И опять

Глядит он вдаль. Глаза блестят, но строго

Его лицо. Враги, вам не понять,

Что бог есть Свет. И он умрет за бога.

«Мир — бездна бездн. И каждый атом в нем

Проникнут богом — жизнью, красотою.

Живя и умирая, мы живем

Единою, всемирною Душою.

Ты, с лютнею! Мечты твоих очей

Не эту ль Жизнь и Радость отражали?

Ты, солнце! вы, созвездия ночей!

Вы только этой Радостью дышали».

И маленький тревожный человек

С блестящим взглядом, ярким и холодным,

Идет в огонь. «Умерший в рабский век

Бессмертием венчается — в свободном!

Я умираю — ибо так хочу.

Развей, палач, развей мой прах, презренный!

Привет Вселенной, Солнцу! Палачу!—

Он мысль мою развеет по Вселенной!»