Сон в летнюю ночь спектакль гоголь центр

Актеры:

Евгений Сангаджиев, Светлана Мамрешева, Евгения Афонская, Андрей Поляков, Дмитрий Жук, Александр Горчилин, Артем Герасимов, Александра Ревенко, Мария Поезжаева, Иван Фоминов, Риналь Мухаметов, Михаил Тройник, Яна Иртеньева, Илья Ромашко, Екатерина Стеблина, Никита Кукушкин, Филипп Авдеев, Роман Шмаков, Артем Шевченко

Фото пользователя

Лучшие отзывы о спектакле «Сон в летнюю ночь»

Несколько мыслей о спектакле:
1) Я давно не видел, чтобы в спектакле был настолько хороший вокал без ущерба для актерской игры.
2) Виртуозная сценография, но, что приятно, актеры все таки на первом месте.
3) Пять актов, три площадки и четыре по сути разных состава. Вы идете на один спектакль, а получаете взамен пять. И все они чертовски хороши!
4) Рыжие Пак 1, и Пак 2, и Пак 3 — выше всяких похвал.
5) Первые 15 минут сидишь в напряжение — а не обманули тебя? Особенно, когда появляется Цветок. но потом включаешься и уже до конца спектакля тебя не отпускает. Да и после не отпускает.

От Серебренникова всегда ожидаешь чего-нибудь эдакого. Но такого даже от него, думаю, никто не ожидал. Такое действо, с 5 актами и перемещениями из одного зала в другой, пожалуй, можно поставить только на Платформе. Спешите видеть. Меня смущали только оба действа в теплице. Актеров было плохо видно и слышно, поэтому впечатление было немного скомкано. Но зато остальные действия — это как будто три разных пронзительных, смешных, грустных и очень талантливых постановки, которые улыбают, отвращают, вдохновляют, сменяя эти чувства одно за другим.
И всё это помимо того, что красиво и очень талантливо, ещё и не бессмысленно. Шекспира тут почти не видно, виден Серебренников, но как бы он ни выворачивал на изнанку пьесу и ваши души, делает он это мастерски.
Молодые ребята играют иногда так мастерски, что дадут фору именитым театрам. Очень свежо и интересно.
Не покривлю душой, если скажу, что сейчас на Московской сцене это одно из самых достойных шоу.
Пара совето

Люди добрые!
Нет такого количества звезд, чтобы описать Театральную Вселенную, которая откроется вам во время этого спектакля!
Это прекрасно, это прорыв, глоток пьянящего воздуха!
Бегите на ближайший спектакль! И спасибо прекрасным актерам и, конечно, гению Серебренникова!
Восторг!

смотреть (кроме 3 части)

Смотрела «Сны» в Фоменках, в Ленсовета («Комната Шекспира»), в Гоголь-центре. Здесь наиболее захватывающий и вовлекающий Зрителя вариант (не слащавый как в Фоменках). Реализм зашкаливает, нервным особам третью часть постановки (доработанное «Укрощение строптивой» Шекспира — диалоги Катарины и Петруччо) смотреть не рекомендую — абьюзеры изощренно издеваются над своими «жертвами». Артисты, задействованные в спектакле, талантливы и этот спектакль и амплуа, в которых они выступают, доказывают это еще раз. Лично мне больше всего понравилась «игра» Филиппа Авдеева и Михаила Тройника. Хотя каждый из задействованных в спектакле актеров уникален и многогранен. Один «цветок» чего стоит (только ради этой роли и ради актера достойно исполняющего ее стоит сходить на Гоголевский «Сон»).

Сон реальней яви.

Тот факт, что существование именно этого спектакля было поставлено под сомнение прокуратурой на суде по делу «Седьмой студии» в чём-то даже символично. В пьесе и в постановке реальность и фантазии, миры настоящие и вымышленные переплетаются так витиевато, что способны запутать и более сложно организованные мозги, чем у российских прокуроров. Тем более, что Кирилл Серебренников полностью изменил узор пьесы, сплетя из шекспировских (и не только) строк совершенно новое полотно, на котором классические сюжеты заиграли живо и современно.
Решение разобрать шекспировскую драматургию и пересобрать пьесу в другой последовательности может вызывать какие угодно замечания от пуристов, но на деле оказывается, что более точного следования духу великого классика сложно себе представить.
Первая часть «Сна», посвящённая отношениям богов, как и положено, самая классическая и одновременно «разминочная» в спектакле. Евгений Сангаджиев и Светлана Мамрешева вместе с остальными исполнителями не столько разыгрывают комедийный сюжет, сколько вводят зрителя в мир постановки, погружают его в сон, один — гипнотическим чтением строк пьесы, другая — звонким и текучим голосом, выпевающим оперные арии. Зрители отправляются в путешествие, где им предстоит встретиться не только с шекспировскими героями, но и с самими собой. А что может быть важнее в искусстве, как не такая возможность?
«Сон в летнюю ночь» как комедия в полной мере раскрывается во второй части постановки, «истории людей». Риналь Мухаметов и Александра Ревенко выдают здесь искромётную игру, едва ли не лучшую во всём спектакле, создают уморительно комичные образы, не отступая при этом ни на шаг от шекспировского текста. Мария Поезжаева и Иван Фоминов следуют за ними по пятам. Перипетии отношений Гермии, Лизандра, Деметрия и Елены проносятся перед зрителями с динамикой видеоклипа, где с энергией и темпом работы актёров может соперничать только находчивость постановщика, чуть ли не каждую минуту вынимающего нового кролика из шляпы. Мир людей оказывается именно тем, чем он назван, здесь всё просто и искренне, откровенно и современно. И интерьер выпускного школьного бала кажется наиболее подходящим для шекспировских любовных страстей и глупостей — в каком ещё возрасте их совершают так много и с такими лёгкими последствиями? Великий классик здесь свеж и ярок, думаю, он сам был бы в восторге от такого воплощения своего сюжета на сцене. Отдельный момент — посещение каждым из четырёх героев кабинета психоаналитика. Темп резко падает, а место стихов Шекспира занимает проза Печейкина. На фоне предшествовавшего безудержного веселья, монологи персонажей, рассказанные с совершенно серьёзными интонациями сначала кажутся чужеродными, но это лишь задел, необходимость которого станет ясна всего лишь через несколько минут.
Путешествие зрителей продолжается в третьей части, где с высоты шекспировской комедии мы падаем в пучину такого же масштаба трагедии. И, хотя традиционно считается, что трагедия — это «высокий» жанр, а комедия — «низкий», ощущение возникает прямо противоположное. Это история «правителей», людей, хотя и не поднявшихся до уровня богов, но уже оторвавшихся в своём сознании от простого человеческого мира с его законами и установлениями. Они не следуют правилам, они задают и меняют их по своему усмотрению. Здесь, в пространстве не то снова кабинета психоаналитика, не то уже палаты для буйных помешанных, продолжает звучать шекспировский текст, только не «Сна в летнюю ночь», а «Укрощения строптивой», слегка разбавленный Печейкиным и, кажется, что де Садом. Неожиданно они органично дополняют друг друга и начинают звучать в унисон. И внезапно шекспировские остроты оказываются совершенно не смешными, а судьба Катерины/Ипполиты вызывает не веселье, а ужас.
В этот момент приходит понимание, насколько изменилось человечество за 400 лет, прошедших после смерти величайшего драматурга всех времён. Оказывается, когда мужчина лишает женщину сна и пищи с намерением сломать её волю и подчинить себе — это совершенно не смешно, а чудовищно жестоко, так же как остальной набор унижений которым Петручио (Тезей) подвергает Катарину (Ипполиту). Серебренников и Печейкин вкладывают слова одних шекспировских героев в уста других, при этом Тезеев и Ипполит становится по двое, и от этого их имена перестают быть именами собственными, а становятся нарицательными наименованиями всех мужчин и женщин, для которых нормой (или обычаем) является признание:
Тебя мечом я сватал, Ипполита,
Твою любовь жестокостью снискал…
И снова возникает тема психоанализа, невозможная во времена Шекспира, но совершенно необходимая в наше время. Современный мир с его ценностями и понятиями отдаляется от шекспировского больше, чем мир богов от мира людей. Или нет? Где она, эта дистанция? Изменения в сознании начались только недавно, да и то не у всех, и шекспировский текст, словно лакмусовая бумажка, проверяет зрителей. В этом величие классики — она не теряет своего значения, даже когда заложенные в ней идеи умирают или перерождаются. В этом высокий класс постановки — помочь пятисотлетнему тексту зазвучать актуально и свежо для сегодняшнего дня, превратить костюмную комедию на полумифологический сюжет в сверхактуальную драму, не исказив в ней ни единого слова.
Четвёртая часть постановки — спектакль в спектакле — одновременно и следует классической канве, и перекидывает мост между классикой и современным искусством. Ведь что такое постановка Питера Клина сотоварищи как не самоирония Шекспира и не сатира на весь театр, хоть средневековый, хоть современный? В этом смысле диалог Мотка (блистательный Никита Кукушкин, заряжающий до отказа своей энергетикой каждую сцену, где он появляется) и Клина на тему того, в какого цвета бороде надлежит исполнять роль Пирама, а особенно объяснения, в которые пускаются актёры труппы Клина, для того, чтобы «не запутать» и «не испугать» аристократическую публику, собравшуюся на представление — лучшая и очень едкая шутка над апологетами классических постановок, возмущающихся минималистическими декорациями ГЦ и жалующихся на излишне эспрессивные и откровенные методы игры актёров. Причём шутка на 100 процентов шекспировская, что делает все апелляции к классике особенно смехотворными.
Постановка актёрами Клина «Пирама и Фисбы» внутри «Сна» вообще примечательна в контексте отношения к современной режиссуре вообще и постановке Серебренникова в частности. Великий драматург в своей комедии от души поиздевался над трагедией Овидия, превратив её в фарс, исполняемый деревенскими олухами, а одновременно с этим написал собственную пьесу с аналогичным сюжетом, известную теперь как повесть, которой нет печальнее на свете. Овеянная четырёхвековой историей, эта выходка сейчас даже не обсуждается, а ведь по степени хулиганства она намного превосходит все нынешние «прегрешения» постмодернизма. Пересобирая шекспировскую пьесу и добавляя в неё собственный текст, Серебренников с Печейкиным лишь следовали традиции, заданной самим основоположником современной театральной драматургии, так что «Сон в летнюю ночь» — самая что ни на есть шекспировская постановка Шекспира. И, когда сказочное наваждение волшебного сна рассеивается, можно обсуждать и спорить о том, что всё это значило, но несомненным остаётся одно — это было, и это было здорово.

Источник

На этой неделе в Москве арестовали бывшего директора «Гоголь-центра» и бывшего генерального продюсера «Седьмой студии» Алексея Малобродского. Его обвиняют в хищении бюджетных средств, выделенных на постановку спектаклей «Седьмой студии». Следствие считает, что Малобродский и другие топ-менеджеры студии украли 2,3 миллиона рублей — вместо того чтобы поставить спектакль «Сон в летнюю ночь». «Статья (имеются в виду рецензии на спектакль — прим. „Медузы“) не свидетельствует о том, что мероприятие действительно было проведено, — говорил в суде прокурор. — Статья может быть о чем угодно. Если бы предоставили видеозапись, то, возможно, мы бы не возражали!» Премьера спектакля состоялась в ноябре 2012 года; более того, «Сон» до сих пор можно увидеть в «Гоголь-центре». По просьбе «Медузы» театральный критик Антон Хитров объясняет, почему на этот спектакль Кирилла Серебренникова нужно обязательно сходить — даже если вы прокурор и не уверены в его существовании.

Почему все говорят о спектакле «Сон в летнюю ночь»?

Потому что бывшего директора «Гоголь-центра» и бывшего генерального продюсера «Седьмой студии» Алексея Малобродского обвиняют в краже денег, направленных на постановку спектакля «Сон в летнюю ночь». Прокуратура утверждает, что в 2012 году спектакль не вышел.

Сфальсифицировать такую громкую постановку как «Сон в летнюю ночь» Кирилла Серебренникова, невозможно: спектакль снят на фото и видео, участвовал в фестивалях «Золотая маска», «Балтийский дом», «Новый европейский театр», ездил на гастроли в Париж, о нем писали десятки российских и французских театральных обозревателей. А главное — он и по сей день идет в «Гоголь-центре».

Так чей это спектакль — «Гоголь-центра» или «Седьмой студии»?

«Седьмой студии». Это театральная компания, в которую входят бывшие студенты Кирилла Серебренникова, выпускники Школы-студии МХАТ. Сегодня студия — резидент «Гоголь-центра». В ноябре 2012 года, когда был поставлен «Сон», труппа базировалась в центре современного искусства «Винзавод» в Москве, а все ее спектакли выходили в рамках проекта «Платформа» (подробнее об этом проекте читайте тут). «Гоголь-центр» открылся для публики немного позже, в феврале 2013-го. «Сон в летнюю ночь» вошел в его репертуар вместе с остальными проектами «Седьмой студии».

Постановка-то хорошая?

В воображаемом рейтинге спектаклей Серебренникова «Сон» можно смело поместить в первую тройку. Это блестящий мастер-класс по работе с известным и в какой-то мере заезженным текстом: хрестоматийную пьесу режиссер порезал на кусочки и собрал из них нечто совершенно новое. Некоторые диалоги и вовсе написаны не Шекспиром, а современным автором Валерием Печейкиным по заказу Серебренникова.

В исходной комедии несколько параллельных сюжетных линий: женитьба герцога Тесея, ссора и примирение молодых влюбленных, разлад эльфийского царя с эльфийской царицей и репетиции любительской труппы ремесленников. У Серебренникова это четыре последовательных новеллы, абсолютно непохожие по стилю и настроению: например, Тесей с Ипполитой попали на кушетку психоаналитика, а любовники стали героями подростковой школьной драмы. У каждого сюжета — своя локация: чтобы увидеть продолжение, зрители переходят в новую комнату («Сон в летнюю ночь» предвосхитил моду на так называемые спектакли-бродилки).

Опять издеваются над классикой? Почему бы свое не придумать?

Уж кому-кому, а Шекспиру грех обижаться: вольные трактовки чужих сочинений, анахронизмы, мешанина из разных культур — британец не чурался ничего этого. По словам шекспироведа Алексея Бартошевича, из 38 пьес Шекспира только две — «Сон в летнюю ночь» и «Буря» — написаны на оригинальный сюжет, все остальное — интерпретации.

Даже шутливые переделки классики были для драматурга в порядке вещей: тот же «Сон» заканчивается «спектаклем в спектакле» — уморительно бездарной постановкой по мотивам «Метаморфоз» Овидия.

Вложив шекспировский текст в уста современным школьникам, Серебренников не позволил себе ничего, что было бы неприемлемо для автора: в первоисточнике Тесей с Ипполитой — герои древнегреческих мифов — спокойно сосуществуют с эльфами из западноевропейского фольклора.

А это прямо важный спектакль?

Для «Гоголь-центра» — безусловно. Премьеру сыграли, когда Серебренников едва заступил на должность. В здании на улице Казакова вовсю шел ремонт, и «Седьмая студия» готовилась переехать с «Винзавода» на новую площадку в статусе резидента. «Сон» был манифестом, провозглашавшим самый важный принцип будущего театра — разнообразие.

По спектаклю можно судить о широте интересов и режиссерских возможностей Серебренникова. Здесь и талантливая пародия на эстраду, и не менее талантливо спетый мадригал «Плач нимфы» Монтеверди. Фантастический мир, где каждый эльф, каждое чудовище — эталон стиля. Добротная психологическая игра и перформанс с вовлечением зрителей. Умозрительные вопросы типа «О чем бессмертное существо говорит с психоаналитиком?» — и комментарии к проблемам из реального мира вроде домашнего насилия. В сущности, это готовый генетический код «Гоголь-центра».

Может, там и известные актеры играют?

В спектакле играют Никита Кукушкин, Риналь Мухаметов и Александр Горчилин. Все трое — бывшие студенты Серебренникова. Мухаметов сыграл инопланетянина в «Притяжении» Федора Бондарчука и молодого советского спецслужбиста в новой картине Павла Чухрая «Холодное танго». Горчилина снимала Валерия Гай Германика в своей последней по счету полнометражной ленте «Да и да». Кукушкин — чуть ли не главная звезда труппы, но знают его в основном по театральным ролям (впрочем, и у него были громкие фильмы — «Класс коррекции», «Дуэлянт», то же «Притяжение»).

А вообще, в «Седьмой студии» и в этой постановке в частности не имеет значения, кто снимался у Бондарчука, а кто нет: главное в их работе — ансамбль; известные актеры могут играть маленькие роли и наоборот.

Убедили. Когда можно посмотреть?

Ближайшие показы — 3, 4, 6, 7 и 8 июля. Билеты все еще можно купить на сайте «Гоголь-центра», но их осталось не очень много.

Я хочу показать ребенку нормальный «Сон в летнюю ночь». Что мне делать?

Любая, даже самая консервативная постановка классики — это произведение современных авторов; чтобы увидеть аутентичного Шекспира, нужно отправиться в XVI век на представление театра «Глобус». Если вы уверены, что «Сон в летнюю ночь» — волшебная сказка про эльфов, и не хотите менять свое мнение, посмотрите спектакль Ивана Поповски в Мастерской Петра Фоменко. Многие считают его большой удачей (например, жюри «Золотой маски»).

Антон Хитров

Источник

Иллюстрация Варвары Аляй

«Сон в летнюю ночь» был сочинен для проекта «Платформа», но ту премьерную версию, которую описывали все рецензенты, я не видела. Критики отмечали, как удачно сочетается идея разобрать пьесу Шекспира на составляющие, расплести ковер его замысла на основные нити (истории про эльфов, про ремесленников, про герцогов, про людей) в нетеатральном пространстве «Платформы» (дело происходило на «Винзаводе», в Цехе белого). Но когда пришло время вписать спектакль в обновленный Театр Гоголя, он, на мой взгляд, оказался для этого местом еще более подходящим.

Волшебный лес, столь важный для пьесы Шекспира, в спектакле Серебренникова заменен на другой волшебный мир — мир театра. Это никак оригиналу не противоречит, ведь волшебство театрального представления и заключается в первую очередь в самом факте преображения знакомого человека, места, предмета в нечто иное.

Первый акт начинается в большом зале, где между двумя амфитеатрами сооружена сцена, продолжается в фойе второго этажа, где зрителям дважды предлагают новую рассадку, и, наконец, завершается кодой, то есть настоящей театральной сценой, на которой зрители стоят во время последнего акта. В самом финале они прикасаются к ней руками, помогая вращать сценический круг. Таким образом, путешествие по зданию превращается в часть представления, которое помогает, в свою очередь, осваивать новую и для труппы, и для зрителя территорию.

Начало, где Оберон и Титания выясняют отношения, проходит в декорации, изображающей старую, заброшенную дачную оранжерею с разбившимися стеклами, засохшими растениями, садовой мебелью и забытыми игрушками, среди которых то ли глобус, то ли мяч с изображением земного шара (простая метафора для уточнения масштаба Оберона и Титании, не царей эльфов, а как бы тех изначальных, космических богов, чьи распри сотрясали землю). Лично у меня эта сквозная и прозрачная оранжерея, сквозь стекла которой мы глядим на актеров, более всего ассоциируется со спектаклем Анатолия Васильева «Серсо». Причем я не могу точно описать те конкретные ассоциации, которые позволяют сделать этот вывод. Кроме того обстоятельства, что в «Серсо» зрители тоже наблюдали за действием, происходящим внутри прозрачной конструкции — дачной веранды. Прием с тех пор использовался не раз, но мой личный опыт связывает именно эти два события: уж если речь идет о театральной преемственности, то в силу особенностей театральной мифологии наши эльфы-боги-титаны — это, конечно, те, чьи спектакли не стали окончательно книжной историей, но еще помнятся если не по личным впечатлениям, то по живым свидетельствам.

Прихотливость ассоциаций — вообще свойство режиссуры Серебренникова. Он набрасывает много — иной раз слишком много — разнородных приемов, не всегда отбирая наиболее значимый, и в этом изобилии деталей мерцает магистральная идея, уловить которую не сразу удается. Театральный текст его спектаклей не предполагает прозрачность и внятность, он не столько логичен, сколько рассчитан на интуицию, на возбуждение собственной эмоциональной памяти. Режиссер как бы щупает зрителя, тычет в него разными предметами, надеясь попасть в чувствительные места, раздражая нервные центры.

Основная тема «Сна в летнюю ночь» — любовь. Шекспировская метафора про сок волшебного цветка, который заставляет воспылать неодолимой страстью к чему угодно, хоть к ослиной голове, в спектакле становится поводом для рассуждений о любовной зависимости, о природе влечения, о борьбе полов. Оберон и Титания ссорятся из-за юного пажа, к которому Титания слишком привязана. Паж — юноша вполне половозрелый, но дело не в ревности. Драматург Валерий Печейкин дополнил текст Шекспира монологами персонажей, в которых сочетаются психоаналитическая проблематика и поэтические туманности. Поэтому Оберон получает страх смерти и, как следствие, страх перед возможным наследником: «У нас не может быть ребенка: мы боги, а богов не должно быть слишком много. Нельзя умножать такие грандиозные сущности».

Титанию же, уязвленную в своем несостоявшемся материнстве, смерть не пугает, ее природный цикл включает в себя ежемесячную смерть с той же легкостью, что и ежемесячное воскрешение. Но вот уничтожение плода, на котором настаивает Оберон, воспринимается ею как убийство, насилие, угроза продолжению жизни.

Купидон, в версии театра представший верзилой-андрогином двухметрового роста, увеличенного еще и котурнами, со стрелой в горле и цветком на причинном месте, — образ сегодняшней страсти, в которой куда больше, чем в шекспировские времена, нарциссизма и расщепления, и столь же много боли и недоумения. Сок цветка соскребают с его подмышек, что придает физиологическую остроту внезапной страсти, охватывающей жертв резвящихся Паков — немолодой дамы с вуалеткой и юноши в рогатой шапочке.

Первыми жертвами становятся вчерашние школьники, на выпускном решающие свои первые любовные проблемы. Их четверо, и оба юноши теперь влюблены во вчерашнюю лузершу Елену, страдающую от высокого роста, крупных габаритов и общей нелепости. Поверить в свой успех она не может, подозревая лишь насмешки и унижение. Начальная стадия любви еще не искушенных молодых людей связана с примеркой социальных ролей. Уязвленное самолюбие и страх остаться невостребованными — вот их двигатель. Влюбленность в этом возрасте — самоутверждение, ей нужна победа, признание. Взаимность — приз в ожесточенной борьбе за внимание, за место в общественной иерархии, это соревнование самостей, самолюбий, и тут все средства хороши. Мусорный бак, занимающий центральное место в ряду школьных парт — знак социальной неполноценности, страшная угроза вероятной несостоятельности. Все действительно зыбко — телесность неустойчива, вчерашняя красавица становится уродиной, а нелепый очкарик превращается в мачо. Тело шутит шутки почище любых эльфов — преображение плоти неподконтрольно разуму. Все возможно — и потому зыбко и страшно, но и волнующе. А еще — действительно очень смешно.

В следующем, третьем, акте «правители», хозяева жизни, мужчины и женщины в самом соку, зрелые особи, попробовавшие любовь во всех вариантах, делятся травматическим опытом. Опыт несладок — насилие и унижение, подчинение и уязвленное самолюбие. В этом акте на помощь Валерию Печейкину, сочинившему монологи для действующих лиц (еще есть тексты, написанные актером Ильей Ромашко), приходит другая пьеса Шекспира — «Укрощение строптивой», на удивление хорошо описывающая отношения новых богатых.

На мой взгляд, социальный статус любовников не имеет особого значения — возраст важнее: зрелость уже не позволяет обольщаться, но еще и не отпускает влечение. Для любовников, ставших супругами, главным становится власть. В отношениях необходимо доминирование — один зависит, другой допускает, объект вожделения вызывает ненависть, страх разжигает чувство, уязвимость угнетает, а независимость делает одиноким. Ловушки подсознания и тенёты вожделения приводят героев на кушетки психоаналитиков, где происходят безнадежные попытки осознать происходящее. И скрытая агрессия выливается кефиром на голову жены, очередная шуба заменяет ласки, ад совместной жизни обнажает абсурд современной глянцевой love story.

Примирение и гармония возможны лишь со старостью, когда гормоны перестают требовать своего и мучительная зависимость от желания проходит. К финалу акта актеры надевают маски стариков — так усмиряется плоть и уходит страх подавления.

Четвертый акт — репетиция ремесленниками пьесы о Пираме и Фисбе. Театр переносит зрителей в обычный строительный вагончик, где самодеятельные артисты, поедая лапшу «Доширак», распределяют роли и разучивают тексты о романтической любви и трагическом недоразумении. Никаких собственных мотивов, кроме желания заработать, получив одобрение герцога и обещанную пенсию, у них нет. Нет и никакого личного отношения к сути разыгрываемой пьесы тоже — они путают слова и легко меняют местами реплики. Ткач Моток пытается их сгруппировать, но дисциплина дается с большим трудом.

Недавно именно эту часть пьесы Шекспира использовал Дмитрий Крымов для спектакля со сложным названием «„Как вам это понравится“ по пьесе Шекспира „Сон в летнюю ночь“». В его спектакле главной темой стала механика театрального представления. Действие было перенесено в театр, где на сцене большая группа самодеятельных артистов пыталась совладать с довольно сложной машинерией, не вполне умелые, но старательные мужчины толпой бегали за гигантскими куклами, изображавшими Пирама и Фисбу, пытались восхитить публику доморощенными спецэффектами, а в шатких ложах, покрытых строительной пылью и полиэтиленом, переругивалась публика, пришедшая развлечься зрелищем и шампанским. В этом театре все было недоделано или полуразрушено, шатко и непрочно. Да и настоящих зрителей там поливали водой, тревожили ветками невероятного по размерам дерева — его волокла через весь зал на сцену та же шумная и неслаженная толпа исполнителей. Мир театрального искусства в том спектакле подвергался деконструкции, обнажал свою бутафорскую сущность, но все же в какой-то момент чудом собирался, и возникала настоящая эмоция.

Чудо происходит и в спектакле «Гоголь-центра». На покрытом коврами помосте робкие мастеровые начинают свой спектакль — это последний, пятый акт пьесы. Любители увлекаются, им на помощь приходят эльфы, совместными усилиями представление поднимается до высокого эмоционального накала. Наивная история двух разлученных любовников превращается в балет и в оперу. Ария из оперы Монтеверди «Орфей» становится кульминацией. Стоящая перед помостом публика присоединяется к актерам, вращающим сцену. Волнение нарастает. Сцена движется все быстрее. Голос певицы влечет в идеальный мир, где все прекрасно, где есть гармония и красота. Эта красота рождается из совместных усилий. Все зрители уже толкают круг сцены, звучит музыка, пафос становится уместен, театр преображает реальность, волшебство сработало, из грубых примет материального мира родился удивительный миг экстаза. Вот она, сущность и цель искусства и любви.

Идеальное, к которому стремится любая душа, открывается не больше чем на считаные мгновения. Полнота ощущений не предполагает их протяженности, да ее человеку и не выдержать. Любовь трагична, Пираму не вернуть Фисбы, мужчине не стать женщиной, женщине не слиться с мужчиной, двум не стать одним, разделение неизбежно. Но есть мечта, желание и воображение.

Несмотря на все эксперименты с текстом и измененную структуру пьесы, спектакль получился удивительно шекспировским по духу. Трагическое (то есть неразрешимое) противоречие оказалось снято единственно возможным образом — переводом в область идеального, в высокую сферу искусства, которое для того, в общем, и существует и потому притягательно, что способно на какое-то время удовлетворить потребность человека в абсолютной гармонии.

Источник