Все кончается смертью все кончается сном

НЕ-ДЖИОКОНДЕ
И я пленялся ложью сладкою,
Где смешаны добро и зло;
И я Джиокондовой загадкою
Был соблазнен, — но то прошло;
Я всех обманов не-таинственность,
Тщету измен разоблачил;
Я не раздвоенность — единственность
И простоту благословил.
Люблю улыбку нелукавую
На целомудренных устах
И откровенность величавую
В полумладенческих очах.
Люблю бестрепетное мужество
В пожатье девственной руки
И незапятнанное дружество
Без угрызенья и тоски.
Я рад тому, что ложью зыбкою
Не будет ваше «нет» и «да».
И мне Джиокондовой улыбкою
Не улыбнетесь никогда.
1913
«О, как порыв любви бесплоден…»
О, как порыв любви бесплоден,
Мой огонек в ночных степях!
Как бесполезно я свободен,
Как безнадежно ты в цепях!
Но пусть нас ужас ждет безвестный,
Пусть вся в крови, едва дыша
И падая под ношей крестной,
Влачится бедная душа.
Любовь есть ожиданье чуда,
Любовь безумно чуда ждет,
Не знаю, как, когда, откуда, —
Но знаю, что оно придет.
«Все кончается смертью, все кончается сном…»
Все кончается смертью, все кончается сном.
Буйных надежд истощил я отвагу…
Что-то устал я… ну-ка прилягу…
Все кончается смертью, все кончается сном.
Гроб — колыбель… теперь и потом…
Было и будет, будет и было…
Сердце любило, сердце забыло…
Все кончается смертью, все кончается сном.
ОТШЕЛЬНИК И ФАВН
Из Гете
Раз отшельник повстречал
Козлоногого в пустыне.
«Я пришел к твоей святыне, —
Так смиренно Фавн сказал, —
Помолись-ка в добрый час,
Чтобы в рай пустили нас».
«Я бы рад, — подвижник строгий
Отвечает, — но прости:
Не дадут вам козьи ноги
В царство Божие войти».
«Чем мешает, — Фавн ответил,
Вам козлиная нога?
Уж не слишком ли строга
Ваша милость? Я заметил,
Как входили в рай святой
И с ослиной головой!»
«Опять горит меж темных сосен…»
Опять горит меж темных сосен
Весны вечерняя звезда,
И всех увядших милых весен
Мне вспоминается чреда.
И пусть тоскую неутешней
С весною каждою, но есть
В дыханье первом неги вешней
Для сердца слышащего весть.
И пусть вся жизнь — глухая осень;
Ведет в правдиво-лживом сне
Меня чреда увядших весен
К неувядающей весне.
1914
«О, мука вечной жажды…»
О, мука вечной жажды!
О, тщетная любовь!
Кто полюбил однажды,
Тот не полюбит вновь.
Смиренью учат годы:
Как все, терпи, живи;
Нет любящим свободы,
Свободным нет любви.
Узла ты не развяжешь,
Не сможешь ты уйти
И никогда не скажешь:
«Я не люблю, — прости».
Но жизни злая сила
Навек меня с тобой,
Как смерть, разъединила
Последнею чертой.
Мы любим и не любим,
Живем и не живем;
Друг друга не погубим,
Друг друга не спасем.
И, как о милой тени,
Хотел бы я рыдать,
Обняв твои колени, —
И ничего не ждать.
1914
«Я от жажды умираю…»
Я от жажды умираю,
Дай мне пить, — тебя молю.
Грех ли, свято ли, — не знаю,
Только знаю, что люблю.
Заколдованного круга
Никогда не разомкнешь,
И таинственного друга
От себя не оттолкнешь.
Счастлив я или страдаю,
Гибну я или гублю,
Ничего уже не знаю, —
Только знаю, что люблю.
1914
«Пусть же дьявол ликует…»
Пусть же дьявол ликует,
Как еще никогда;
Древний хаос бушует,
И пылает вражда;
Пусть любовь холодеет,
Каменеют сердца, —
Кто любить еще смеет,
Тот люби до конца.
ИЗ ДНЕВНИКА
1
Я знаю: счастья будет мало,
Еще страшнее будет жить,
Но так устало, так устало,
Устало сердце не любить,
Что вот на все душа готова,
И я судьбу благословлю
За то, что я страдаю снова,
За то, что снова я люблю.
2
Мне жаль, что жизнь твоя бесследной
И мимолетней сна пройдет
И что заря любви последней
Над жизнью темной не блеснет;
Твои опущенные веки
Никто не будет целовать,
И не узнаешь ты вовеки,
Какое счастье — счастье дать.
3
Суждены пути нам розные, —
Не сойдемся никогда.
От былого годы грозные
Не оставят и следа.
Но того, что сердцу радостно,
Рок не может изменить:
Быть любимым как ни сладостно
Все же сладостней любить.
4
Уж хлопья снега вверх и вниз,
Как мухи белые, летали,
Уже цветы мои увяли,
И умер, умер Адонис…
И в черной стуже ноября
О светлом боге я тоскую
И с тайной нежностью целую
Холодный пепел алтаря.
5
Мне ничего не надо:
В душе моей покой,
И тихо сердце радо,
Что я опять с тобой.
С тобою быть — отрада;
О большем не молю.
Как тихо сердце радо,
Как просто я люблю!
6
Моей любви святая сила
Тебя навеки оградила;
Мое спокойно торжество,
И так, как ты меня любила,
Ты не полюбишь никого.
7
— Кто ты? Друг? — Не друг. — А кто же?
— Я чужой среди чужих,
Дальше всех и всех дороже —
Твой таинственный жених.
Наш чертог во мраке светит,
Ризу брачную готовь:
На пороге смерти встретит
Нас Бессмертная Любовь.
8
Я край одежд Твоих лобзаю,
Я жизнь готов Тебе отдать,
Но не дерзаю, не дерзаю
Тебя по имени назвать.
И пусть над жадною пучиной
Разбита утлая ладья, —
Моя любовь — Тебе Единой,
Тебе Единой — песнь моя!
Источник
22 апреля 1910
«И снилось мне: заря туманная…»
И снилось мне: заря туманная,
В полях густеющая мгла,
И сосен кровь благоуханная —
Светлотекущая смола.
И кто-то мне родимым голосом
Все то же на ухо твердит, —
Так в сентябре несжатым колосом
Пустая нива шелестит.
Но тайна слов тех не разгадана…
Гори, последний свет, гори,
И смолью сосен, дымом ладана
Курись, кадильница зари!
12 августа 1910
«Затихших волн сиянье бесконечно…»
Затихших волн сиянье бесконечно
Под низким, жарким солнцем декабря.
Прозрачно все и так нетленно-вечно,
Как мотылек в обломке янтаря.
Багровых скал в бездонной чаше синей
Волшебное сомкнулося кольцо.
У ног моих ночной седеет иней,
И дышит зной полуденный в лицо.
О, зимних дней уютная короткость,
В очаровании застывший лес,
И хвойных игл недвижимая четкость
В неизъяснимой ясности небес.
О, райская, блаженная пустыня,
Где и доднесь, как древле, сходит Бог,
Где все – одна любовь, одна святыня —
Уже и здесь нездешнего залог.
И пусть на миг, – но сердце не забудет
Того, что ныне сердцем я постиг.
И знаю: там уже навеки будет,
Что здесь – на миг.
1910, Эстерель-Агэ
«Как наполняет храм благоуханье…»
Как наполняет храм благоуханье
Сожженных смол,
Так вересков наполнило дыханье
Вечерний дол,
И сладостно, как бред любви, жужжанье
Декабрьских пчел.
<1912>
Осеннее-весеннее
1. «Еще роса на сжатый колос…»
Еще роса на сжатый колос
Хрустальной сеткой не легла,
И желтых лент в зеленый волос
Еще береза не вплела.
О, как медлительно прощанье
Склоненных солнечных лучей!
О, как торжественно молчанье
Уже пустеющих полей!
И мнится: кончены боренья,
Исчезло время, смерть и зло, —
И видит вновь, как в день творенья,
Господь, что все добро зело.
2. «Купальницы болотные…»
Купальницы болотные,
Вы снова зацвели,
О, дети беззаботные,
Доверчивой земли!
Поля уже пустыннее,
Леса уже молчат,
А ваш еще невиннее
Весенний аромат.
Весенние, осенние, —
Начало и конец,
Еще мне драгоценнее
Ваш золотой венец.
Вы снова пламенеете,
Как будто в первый раз:
Вы любите, вы смеете, —
И август – май для вас.
<1913>
Не-Джиоконде
И я пленялся ложью сладкою,
Где смешаны добро и зло;
И я Джиокондовой загадкою
Был соблазнен, – но то прошло;
Я всех обманов не-таинственность,
Тщету измен разоблачил;
Я не раздвоенность – единственность
И простоту благословил.
Люблю улыбку нелукавую
На целомудренных устах
И откровенность величавую
В полумладенческих очах.
Люблю бестрепетное мужество
В пожатье девственной руки
И незапятнанное дружество
Без угрызенья и тоски.
Я рад тому, что ложью зыбкою
Не будет ваше «нет» и «да».
И мне Джиокондовой улыбкою
Не улыбнетесь никогда.
1913
«О, как порыв любви бесплоден…»
О, как порыв любви бесплоден,
Мой огонек в ночных степях!
Как бесполезно я свободен,
Как безнадежно ты в цепях!
Но пусть нас ужас ждет безвестный,
Пусть вся в крови, едва дыша
И падая под ношей крестной,
Влачится бедная душа.
Любовь есть ожиданье чуда,
Любовь безумно чуда ждет,
Не знаю, как, когда, откуда, —
Но знаю, что оно придет.
<1914>
«Все кончается смертью, все кончается сном…»
Все кончается смертью, все кончается сном.
Буйных надежд истощил я отвагу…
Что-то устал я… ну-ка прилягу…
Все кончается смертью, все кончается сном.
Гроб – колыбель… теперь и потом…
Было и будет, будет и было…
Сердце любило, сердце забыло…
Все кончается смертью, все кончается сном.
<1914>
Отшельник и фавн
Из Гете
Раз отшельник повстречал
Козлоногого в пустыне.
«Я пришел к твоей святыне, —
Так смиренно Фавн сказал, —
Помолись-ка в добрый час,
Чтобы в рай пустили нас».
«Я бы рад, – подвижник строгий
Отвечает, – но прости:
Не дадут вам козьи ноги
В царство Божие войти».
«Чем мешает, – Фавн ответил,
Вам козлиная нога?
Уж не слишком ли строга
Ваша милость? Я заметил,
Как входили в рай святой
И с ослиной головой!»
Источник
НЕ-ДЖИОКОНДЕ
И я пленялся ложью сладкою,
Где смешаны добро и зло;
И я Джиокондовой загадкою
Был соблазнен, — но то прошло;
Я всех обманов не-таинственность,
Тщету измен разоблачил;
Я не раздвоенность — единственность
И простоту благословил.
Люблю улыбку нелукавую
На целомудренных устах
И откровенность величавую
В полумладенческих очах.
Люблю бестрепетное мужество
В пожатье девственной руки
И незапятнанное дружество
Без угрызенья и тоски.
Я рад тому, что ложью зыбкою
Не будет ваше «нет» и «да».
И мне Джиокондовой улыбкою
Не улыбнетесь никогда.
1913
«О, как порыв любви бесплоден…»
О, как порыв любви бесплоден,
Мой огонек в ночных степях!
Как бесполезно я свободен,
Как безнадежно ты в цепях!
Но пусть нас ужас ждет безвестный,
Пусть вся в крови, едва дыша
И падая под ношей крестной,
Влачится бедная душа.
Любовь есть ожиданье чуда,
Любовь безумно чуда ждет,
Не знаю, как, когда, откуда, —
Но знаю, что оно придет.
«Все кончается смертью, все кончается сном…»
Все кончается смертью, все кончается сном.
Буйных надежд истощил я отвагу…
Что-то устал я… ну-ка прилягу…
Все кончается смертью, все кончается сном.
Гроб — колыбель… теперь и потом…
Было и будет, будет и было…
Сердце любило, сердце забыло…
Все кончается смертью, все кончается сном.
ОТШЕЛЬНИК И ФАВН
Из Гете
Раз отшельник повстречал
Козлоногого в пустыне.
«Я пришел к твоей святыне, —
Так смиренно Фавн сказал, —
Помолись-ка в добрый час,
Чтобы в рай пустили нас».
«Я бы рад, — подвижник строгий
Отвечает, — но прости:
Не дадут вам козьи ноги
В царство Божие войти».
«Чем мешает, — Фавн ответил,
Вам козлиная нога?
Уж не слишком ли строга
Ваша милость? Я заметил,
Как входили в рай святой
И с ослиной головой!»
«Опять горит меж темных сосен…»
Опять горит меж темных сосен
Весны вечерняя звезда,
И всех увядших милых весен
Мне вспоминается чреда.
И пусть тоскую неутешней
С весною каждою, но есть
В дыханье первом неги вешней
Для сердца слышащего весть.
И пусть вся жизнь — глухая осень;
Ведет в правдиво-лживом сне
Меня чреда увядших весен
К неувядающей весне.
1914
«О, мука вечной жажды…»
О, мука вечной жажды!
О, тщетная любовь!
Кто полюбил однажды,
Тот не полюбит вновь.
Смиренью учат годы:
Как все, терпи, живи;
Нет любящим свободы,
Свободным нет любви.
Узла ты не развяжешь,
Не сможешь ты уйти
И никогда не скажешь:
«Я не люблю, — прости».
Но жизни злая сила
Навек меня с тобой,
Как смерть, разъединила
Последнею чертой.
Мы любим и не любим,
Живем и не живем;
Друг друга не погубим,
Друг друга не спасем.
И, как о милой тени,
Хотел бы я рыдать,
Обняв твои колени, —
И ничего не ждать.
1914
«Я от жажды умираю…»
Я от жажды умираю,
Дай мне пить, — тебя молю.
Грех ли, свято ли, — не знаю,
Только знаю, что люблю.
Заколдованного круга
Никогда не разомкнешь,
И таинственного друга
От себя не оттолкнешь.
Счастлив я или страдаю,
Гибну я или гублю,
Ничего уже не знаю, —
Только знаю, что люблю.
1914
«Пусть же дьявол ликует…»
Пусть же дьявол ликует,
Как еще никогда;
Древний хаос бушует,
И пылает вражда;
Пусть любовь холодеет,
Каменеют сердца, —
Кто любить еще смеет,
Тот люби до конца.
ИЗ ДНЕВНИКА
1
Я знаю: счастья будет мало,
Еще страшнее будет жить,
Но так устало, так устало,
Устало сердце не любить,
Что вот на все душа готова,
И я судьбу благословлю
За то, что я страдаю снова,
За то, что снова я люблю.
2
Мне жаль, что жизнь твоя бесследной
И мимолетней сна пройдет
И что заря любви последней
Над жизнью темной не блеснет;
Твои опущенные веки
Никто не будет целовать,
И не узнаешь ты вовеки,
Какое счастье — счастье дать.
3
Суждены пути нам розные, —
Не сойдемся никогда.
От былого годы грозные
Не оставят и следа.
Но того, что сердцу радостно,
Рок не может изменить:
Быть любимым как ни сладостно
Все же сладостней любить.
4
Уж хлопья снега вверх и вниз,
Как мухи белые, летали,
Уже цветы мои увяли,
И умер, умер Адонис…
И в черной стуже ноября
О светлом боге я тоскую
И с тайной нежностью целую
Холодный пепел алтаря.
5
Мне ничего не надо:
В душе моей покой,
И тихо сердце радо,
Что я опять с тобой.
С тобою быть — отрада;
О большем не молю.
Как тихо сердце радо,
Как просто я люблю!
6
Моей любви святая сила
Тебя навеки оградила;
Мое спокойно торжество,
И так, как ты меня любила,
Ты не полюбишь никого.
7
— Кто ты? Друг? — Не друг. — А кто же?
— Я чужой среди чужих,
Дальше всех и всех дороже —
Твой таинственный жених.
Наш чертог во мраке светит,
Ризу брачную готовь:
На пороге смерти встретит
Нас Бессмертная Любовь.
8
Я край одежд Твоих лобзаю,
Я жизнь готов Тебе отдать,
Но не дерзаю, не дерзаю
Тебя по имени назвать.
И пусть над жадною пучиной
Разбита утлая ладья, —
Моя любовь — Тебе Единой,
Тебе Единой — песнь моя!
Источник
улыбнетесь никогда.
1913
«О, как порыв любви бесплоден…»
О, как порыв любви бесплоден,
Мой огонек в ночных степях!
Как бесполезно я свободен,
Как безнадежно ты в цепях!
Но пусть нас ужас ждет безвестный,
Пусть вся в крови, едва дыша
И падая под ношей крестной,
Влачится бедная душа.
Любовь есть ожиданье чуда,
Любовь безумно чуда ждет,
Не знаю, как, когда, откуда, —
Но знаю, что оно придет.
<1914>
«Все кончается смертью, все кончается сном…»
Все кончается смертью, все кончается сном.
Буйных надежд истощил я отвагу…
Что-то устал я… ну-ка прилягу…
Все кончается смертью, все кончается сном.
Гроб — колыбель… теперь и потом…
Было и будет, будет и было…
Сердце любило, сердце забыло…
Все кончается смертью, все кончается сном.
<1914>
ОТШЕЛЬНИК И ФАВН
Из Гете
Раз отшельник повстречал
Козлоногого в пустыне.
«Я пришел к твоей святыне, —
Так смиренно Фавн сказал, —
Помолись-ка в добрый час,
Чтобы в рай пустили нас».
«Я бы рад, — подвижник строгий
Отвечает, — но прости:
Не дадут вам козьи ноги
В царство Божие войти».
«Чем мешает, — Фавн ответил,
Вам козлиная нога?
Уж не слишком ли строга
Ваша милость? Я заметил,
Как входили в рай святой
И с ослиной головой!»
<1914>
«Опять горит меж темных сосен…»
Опять горит меж темных сосен
Весны вечерняя звезда,
И всех увядших милых весен
Мне вспоминается чреда.
И пусть тоскую неутешней
С весною каждою, но есть
В дыханье первом неги вешней
Для сердца слышащего весть.
И пусть вся жизнь — глухая осень;
Ведет в правдиво-лживом сне
Меня чреда увядших весен
К неувядающей весне.
1914
«О, мука вечной жажды…»
О, мука вечной жажды!
О, тщетная любовь!
Кто полюбил однажды,
Тот не полюбит вновь.
Смиренью учат годы:
Как все, терпи, живи;
Нет любящим свободы,
Свободным нет любви.
Узла ты не развяжешь,
Не сможешь ты уйти
И никогда не скажешь:
«Я не люблю, — прости».
Но жизни злая сила
Навек меня с тобой,
Как смерть, разъединила
Последнею чертой.
Мы любим и не любим,
Живем и не живем;
Друг друга не погубим,
Друг друга не спасем.
И, как о милой тени,
Хотел бы я рыдать,
Обняв твои колени, —
И ничего не ждать.
1914
«Я от жажды умираю…»
Я от жажды умираю,
Дай мне пить, — тебя молю.
Грех ли, свято ли, — не знаю,
Только знаю, что люблю.
Заколдованного круга
Никогда не разомкнешь,
И таинственного друга
От себя не оттолкнешь.
Счастлив я или страдаю,
Гибну я или гублю,
Ничего уже не знаю, —
Только знаю, что люблю.
1914
«Пусть же дьявол ликует…»
Пусть же дьявол ликует,
Как еще никогда;
Древний хаос бушует,
И пылает вражда;
Пусть любовь холодеет,
Каменеют сердца, —
Кто любить еще смеет,
Тот люби до конца.
<1915>
ИЗ ДНЕВНИКА
1
Я знаю: счастья будет мало,
Еще страшнее будет жить,
Но так устало, так устало,
Устало сердце не любить,
Что вот на все душа готова,
И я судьбу благословлю
За то, что я страдаю снова,
За то, что снова я люблю.
2
Мне жаль, что жизнь твоя бесследной
И мимолетней сна пройдет
И что заря любви последней
Над жизнью темной не блеснет;
Твои опущенные веки
Никто не будет целовать,
И не узнаешь ты вовеки,
Какое счастье — счастье дать.
3
Суждены пути нам розные, —
Не сойдемся никогда.
От былого годы грозные
Не оставят и следа.
Но того, что сердцу радостно,
Рок не может изменить:
Быть любимым как ни сладостно
Все же сладостней любить.
4
Уж хлопья снега вверх и вниз,
Как мухи белые, летали,
Уже цветы мои увяли,
И умер, умер Адонис…
И в черной стуже ноября
О светлом боге я тоскую
И с тайной нежностью целую
Холодный пепел алтаря.
5
Мне ничего не надо:
В душе моей покой,
И тихо сердце радо,
Что я опять с тобой.
С тобою быть — отрада;
О большем не молю.
Как тихо сердце радо,
Как просто я люблю!
6
Моей любви святая сила
Тебя навеки оградила;
Мое спокойно торжество,
И так, как ты меня любила,
Ты не полюбишь никого.
7
— Кто ты? Друг? — Не друг. — А кто же?
— Я чужой среди чужих,
Дальше всех и всех дороже —
Твой таинственный жених.
Наш чертог во мраке светит,
Ризу брачную готовь:
На пороге смерти встретит
Нас Бессмертная Любовь.
8
Я край одежд Твоих лобзаю,
Я жизнь готов Тебе отдать,
Но не дерзаю, не дерзаю
Тебя по имени назвать.
И пусть над жадною пучиной
Разбита утлая ладья, —
Моя любовь — Тебе Единой,
Тебе Единой — песнь моя!
1915
Источник
«Напрасно видела три века…»
Напрасно видела три века
Дубов могучая краса:
Рукою хищной человека
Обезображены леса.
Здесь — листья мертвые черники,
Берез обугленные пни…
Здесь люди, сумрачны и дики,
Влачат нерадостные дни.
И скуден мох, и сосны тощи…
Грустя, я вижу вас в мечтах,
О, кипарисовые рощи
На милых южных берегах —
И под скалою Артемиды
Роскошно зыблющийся Понт,
Как лоно нежной Амфитриды, —
И необъятный горизонт,
Родную сердцу Ореанду —
Волшебный и далекий сон, —
Я помню белую веранду
Высоких греческих колонн.
И запах волн в соленом ветре,
И сквозь туман, в полдневный жар,
Величье грозное Ай-Петри —
И сакли бедные татар,
Магнолий запах слишком сладкий,
Подобный пряному вину,
И жгучий день, и вечер краткий,
И восходящую луну.
И там, где слышен моря шелест
В скалах, изъеденных волной,
Эллады девственную прелесть
Я чуял детскою душой.
1893
ОДА ЧЕЛОВЕКУ
«Ессе homo» [2]
Божественный родник чистейшего огня —
В свободном разуме и в сердце человека:
«Я — слово мира, — без меня
Он глух и нем от века.
Слабеет гром небес пред волею моею,
И слезы чистые грозы
Не стоят, Господи, одной моей слезы!..
Умею связывать и разрешать умею.
Все трепетания полночного эфира
И шорох листика в дубравной тишине,
Все звуки, все лучи и все дороги мира
Сливаются в моей сердечной глубине.
Природа для меня — как царское подножье!
Я — человек, я — цель, я — радость, я — венец.
Всего живущего начало и конец,
Я — образ и подобье Божье!»
1893
ПЕСНЯ ВО ВРЕМЯ ГРОЗЫ
Птичка с крыльев отряхает
Капли теплого дождя…
Слышишь? — туча громыхает,
К чуждым нивам уходя.
Ветер с листьев отряхает
Капли светлого дождя…
Сердцу нашему веселье —
Только в голосе громов, —
Олимпийское похмелье
Вечно радостных богов —
И свобода, и веселье —
Только в голосе громов!..
Жизни! Жизни!.. Я тоскую…
Нет ни счастья, ни скорбей…
О, пошли грозу святую,
Боже, родине моей!..
Бури! Бури! Я тоскую…
Дайте слез душе моей!..
1893
РАЗВЕНЧАННЫЙ ЛЕС
Как царь развенчанный стоит могучий лес.
У ног его лежит пурпурная одежда…
А в светлой глубине торжественных небес
Не хочет умереть последняя надежда.
Есть ласка вешняя и в нежности лучей,
Уже слабеющих, склоненных и прощальных…
Есть радость вешняя и в ясности моей,
В бесстрастье этих дум, глубоких и печальных.
Листы увядшие и мертвые шуршат.
И как у мертвых тел, упитанных мастями,
Унылый есть у них могильный аромат,
Мне в душу веющий бесстрастными мечтами.
И радует меня покой души моей,
И сердце кроткая пленяет безнадежность.
Объемлет всех врагов, объемлет всех друзей,
Как ласка осени — прощающая нежность.
Сентябрь 1893
ДЕТИ
Увы, мудрец седой,
Как ум твой гордый пуст
И тщетен — пред одной
Улыбкой детских уст.
Твои молитвы — грех,
Но, чужд страстей и битв,
Ребенка милый смех —
Священней всех молитв.
Родного неба весть —
Его глубокий взгляд,
Он рад всему, что есть,
Он только жизни рад.
Он с горней вышины
Как ангел к нам слетел,
От райской тишины
Проснуться не успел.
Душа хранит следы
Своих небесных грез,
Как сонные цветы —
Росинки Божьих слез.
29 декабря 1893
DIES IRAE [3]
Люди, опомнитесь! Вот она — смерть!
Вот она, страшная, кроткая, вечная.
Тайна над вами — небесная твердь,
Тайна в сердцах ваших — жизнь бесконечная…
Ваше проклятье — бессмысленный труд,
Стадо слепое — толпа ваша грязная…
Скука, безумье, обжорство и блуд,
Жизнь ваша — смерть безобразная!..
В небе звучит громовая труба,
В темной земле мертвецы содрогаются,
Полные тлена зияют гроба,
Очи для вечного дня разверзаются.
Как же нам стать пред лицом Судии,
Солнцу подобного, грозно-великого?
Как же подымешь ты очи твои,
Полные мрака и ужаса дикого?
Люди, опомнитесь!.. Дети Отца,
Страшного Бога, судить вас грядущего,
Не отвращайте от Света лица,
Я заклинаю вас именем Сущего!..
Конец 1893
ПРИРОДА
1. «Когда под куполом огромного собора…»
Когда под куполом огромного собора,
В таинственных лучах мерцающих лампад,
При песнопениях торжественного хора
Я недвижим стою, потупив робкий взгляд,
Очами строгими и полными укора
Угодники с икон так пристально глядят,
И над бесчисленной молящихся толпою
Струится фимиам душистою волною, —
Тогда я ужасом невольно поражен,
И горько плачу я, томимый угрызеньем,
Я сознаю опять, что к бездне приведен —
Дорогою греха, сердечным ослепленьем,
Воспоминания летят со всех сторон,
И голос совести гремит мне осужденьем,
И сердцу слабому так тесно, тяжело,
И страшно мне поднять поникшее чело.
2. «Когда же дивный храм природы…»
Когда же дивный храм природы
В лучах торжественного дня
Свои блистающие своды, —
Обитель мира и свободы, —
Распростирает для меня.
Когда в эфире ночи ясной
Миров я вижу стройный хор,
Что в небе движутся согласно,
Толпой бессмертной и бесстрастной
Плывут в загадочный простор, —
Тогда в отрадном умиленье
Я слышу голос Божества,
Я сознаю в благоговенье
Свое с природой единенье, —
С ней связи древнего родства.
Равно заботливо и щедро
Питают влагой дождевой
Природы любящие недра
И ствол развесистого кедра,
И цвет былинки полевой.
Опять я в счастье верю твердо,
Источник