Ах детские сны мои какая ошибка
***
Всю ночь кричали петухи
и шеями мотали,
как будто новые стихи,
закрыв глаза, читали.
Но было что-то в крике том
от едкой той кручины,
когда, согнувшись, входят в дом,
стыдясь себя, мужчины.
И был тот крик далек-далек
и падал так же мимо,
как гладят, глядя в потолок,
чужих и нелюбимых.
Когда ласкать уже невмочь
и отказаться трудно…
И потому всю ночь, всю ночь
не наступало утро.
1961
***
Не сольются никогда зимы долгие и лета.
У них разные привычки и совсем несхожий вид.
Не случайны на земле две дороги — та и эта.
Та натруживает ноги, эта душу бередит.
Эта женщина в окне в платье розового цвета
Утверждает, что в разлуке невозможно жить без слез.
Потому что перед ней две дороги — та и эта.
Та прекрасна, но напрасна. Эта, видимо, всерьез.
Хоть разбейся, хоть умри, не найти верней ответа.
И куда бы наши страсти нас с тобой не завели,
Неизменны на земле две дороги – та и эта,
Без которых невозможно, как без неба и земли.
Эта женщина в окне в платье розового цвета
Утверждает, что в разлуке невозможно жить без слез.
Потому что перед ней две дороги — та и эта.
Та прекрасна, но напрасна. Эта,видимо, всерьез.
***
У парижского спаниеля лик французского короля,
не погибшего на эшафоте, а достигшего славы и лени:
набекрень паричок рыжеватый,
милосердие в каждом движеньи,
а в глазах, голубых и счастливых, отражается
жизнь и земля.
На бульваре Распай, как обычно, господин
Доминик у руля.
И в его ресторанчике тесном заправляют
полдневные тени,
петербургскою ветхой салфеткой, прикрывая
от пятен колени,
розу красную в лацкан вонзая, скатерть белую
с хрустом стеля.
Как стараются неутомимо Бог, Природа, Судьба,
Провиденье,
короли, спаниели и розы, и питейные все
заведенья,
этот полдень с отливом зелёным между нами
по горстке деля…
Сколько прелести в этом законе!
Но и грусти порой… Voila!
Если есть ещё позднее слово, пусть замолвят
его обо мне.
Я прошу не о вечном блаженстве —
о минуте возвышенной пробы,
где возможны, конечно, утраты и отчаянье даже,
но чтобы —
МИЛОСЕРДИЕ В КАЖДОМ ДВИЖЕНЬЕ
И КРАСАВИЦА В КАЖДОМ ОКНЕ!
***
Нева Петровна, возле вас — все львы.
Они вас охраняют молчаливо.
Я с женщинами не бывал счастливым,
вы — первая. Я чувствую, что — вы.
Послушайте, не ускоряйте бег,
банальным славословьем вас не трону:
ведь я не экскурсант, Нева Петровна,
я просто одинокий человек.
Мы снова рядом. Как я к вам привык!
Я всматриваюсь в ваших глаз глубины.
Я знаю: вас великие любили,
да вы не выбирали, кто велик.
Бывало, вы идете на проспект,
не вслушиваясь в титулы и званья,
а мраморные львы — рысцой за вами
и ваших глаз запоминают свет.
И я, бывало, к тем глазам нагнусь
и отражусь в их океане синем
таким счастливым, молодым и сильным…
Так отчего, скажите, ваша грусть?
Пусть говорят, что прошлое не в счет.
Но волны набегают, берег точат,
и ваше платье цвета белой ночи
мне третий век забыться не дает.
Чувство собственного достоинства…
Белле Ахмадулиной
Чувство собственного достоинства — вот загадочный инструмент:
созидается он столетьями, а утрачивается в момент
под гармошку ли, под бомбежку ли, под красивую ль болтовню,
иссушается, разрушается, сокрушается на корню.
Чувство собственного достоинства — вот загадочная стезя,
на которой разбиться запросто, но обратно свернуть нельзя,
потому что без промедления, вдохновенный, чистый, живой,
растворится, в пыль превратится человеческий образ твой.
Чувство собственного достоинства — это просто портрет любви.
Я люблю вас, мои товарищи — боль и нежность в моей крови.
Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этого ничего
не придумало человечество для спасения своего.
Так не траться, брат, не сворачивай, плюнь на вздорную суету —
потеряешь свой лик божественный, первозданную красоту.
Ну зачем рисковать так попусту? Разве мало других забот?
Поднимайся, иди, служивый, лишь прямехонько, лишь вперед.
1989
***
Не пробуй этот мед: в нем ложка дегтя.
Чего не заработал — не проси.
Не плюй в колодец. Не кичись. До локтя
всего вершок — попробуй укуси.
Час утренний — делам, любви — вечерний,
раздумьям — осень, бодрости — зима…
Весь мир устроен из ограничений,
чтобы от счастья не сойти с ума.
***
Антон Палыч Чехов однажды заметил,
что умный любит учиться, а дурак — учить.
Скольких дураков в своей жизни я встретил —
мне давно пора уже орден получить.
Дураки обожают собираться в стаю.
Впереди их главный во всей красе.
В детстве я верил, что однажды встану,
а дураков нету — улетели все.
Ах, детские сны мои — какая ошибка,
в каких облаках я по глупости витал.
У природы на устах коварная улыбка…
Видимо, чего-то я не рассчитал.
А умный в одиночестве гуляет кругами,
он ценит одиночество превыше всего.
И его так просто взять голыми руками,
скоро их повыловят всех до одного.
Когда ж их всех повыловят — наступит эпоха,
которую не выдумать и не описать…
С умным — хлопотно, с дураком — плохо.
Нужно что-то среднее. Да где ж его взять?
Дураком быть выгодно, да очень не хочется,
умным — очень хочется, да кончится битьем…
У природы на устах коварные пророчества.
Но, может быть, когда-нибудь к среднему придем.
Я ухожу, как корабли уходят…
(имя автора мне ни о чем, увы, не говорит, а вот переводчик — Булат Окуджава)
***
Я ухожу, как корабли уходят
От берегов туманных и глухих.
И первый хмель во мне уже не бродит,
Дорога не связала нас двоих.
Я понимаю: тот туманный берег
Недолог был и ненадёжен был…
А я в тот берег ненадёжный верил,
Я руки твои белые любил.
Из плена красоты твоей осенней
Не выбраться, как из силка грачу.
Я и сейчас не верую в спасенье
И тайно по глазам твоим грущу.
А мне б умчать тебя, как ветер, к свету,
Под свежую солёную волну…
Ещё я долго буду помнить это,
Ещё не раз себя я прокляну.
А на губах твоих опять усмешка.
Чужая ты. Ты где-то там, вдали.
И, как корабль, у берега помешкав,
Я удаляюсь от твоей земли.
Альгимантас Балтакис
ЧЕЛОВЕК
Дышит воздухом, дышит первой травой,
камышом, пока он колышется,
всякой песенкой, пока она слышится,
теплой женской ладонью над головой.
Дышит, дышит — никак не надышится.
Дышит матерью — она у него одна,
дышит родиной — она у него единственная,
плачет, мучается, смеется, посвистывает,
и молчит у окна, и поет дотемна,
и влюбленно недолгий свой век перелистывает.
***
Меня удручают размеры страны проживания.
Я с детства, представьте, гордился отчизной такой.
Не знаю, как вам, но теперь мне милей и желаннее
мой дом, мои книги и мир, и любовь, и покой.
А то ведь послушать: хмельное, орущее, дикое,
одетое в бархат и в золото, в прах и рванье —
гордится величием! И все-таки слово «великое»
относится больше к размерам, чем к сути ее.
Пространство меня удручает, влечет, настораживает,
оно — как посулы слепому на шатком крыльце:
то белое, красное, серое, то вдруг оранжевое,
а то голубое… но черное в самом конце.
***
Корабль нашей жизни
приближается к пристани,
и райская роща
все яснее видна.
Чем больше страдаем,
тем ближе мы к истине,
но чем ближе мы к истине,
тем все дальше она.
Божественная Суббота, или Стихи о том, как нам с Зиновием Гердтом в одну из суббот не было куда торопиться
Божественной субботы
хлебнули мы глоток.
От празднеств и работы
закрылись на замок.
Ни суетная дама,
ни улиц мельтешня
нас не коснутся, Зяма,
до середины дня.
Как сладко мы курили!
Как будто в первый раз
на этом свете жили,
и он сиял для нас. .
Еще придут заботы,
но главное в другом:
божественной субботы
нам терпкий вкус знаком!
Уже готовит старость
свой непременный суд.
А много ль нам досталось
за жизнь таких минут?
На пышном карнавале
торжественных невзгод
мы что-то не встречали
божественных суббот.
Ликуй, мой друг сердечный,
сдаваться не спеши,
пока течет он, грешный,
неспешный пир души
Дыши, мой друг, свободой…
Кто знает, сколько раз
еще такой субботой
наш век одарит нас.
1975
Источник
Наводят на раздумья бессмертные строки Булата Окуджавы:
Антон Палыч Чехов однажды заметил,
Что умный любит учиться, а дурак — учить.
Скольких дураков в своей жизни я встретил —
Мне давно пора уже орден получить.
Дураки обожают собираться в стаю.
Впереди их главный во всей красе.
В детстве я верил, что однажды встану,
А дураков нету — улетели все.
Ах, детские сны мои — какая ошибка,
В каких облаках я по глупости витал.
У природы на устах коварная улыбка…
Видимо, чего-то я не рассчитал.
А умный в одиночестве гуляет кругами,
Он ценит одиночество превыше всего.
И его так просто взять голыми руками,
Скоро их повыловят всех до одного.
Когда ж их всех повыловят — наступит эпоха,
Которую не выдумать и не описать…
С умным — хлопотно, с дураком — плохо.
Нужно что-то среднее. Да где ж его взять?
Дураком быть выгодно, да очень не хочется.
Умным — очень хочется, да кончится битьём…
У природы на устах коварные пророчества.
Но, может быть, когда-нибудь к среднему придём.
При первом прочтении стихи воспринимаются как юмористические. Хотя на самом деле они серьёзны, а смысл их отнюдь не лежит на поверхности.
Любопытно представить себе эту стаю и главного в ней. Действительно, бывает, что один скажет что-нибудь, далёкое от истины. Информация, естественно, никем не проверяется. Однако тут же появляются те, кто подхватывают эстафету и начинают повторять. Это ведь очень просто — думать-то самостоятельно не надо! Первый сказавший, ставший теперь главным в стае, счастлив и горд. Тем временем повторяющих его умозаключение становится всё больше.
Стая собралась, а вот улетать никуда не собирается. Она только рассеивается, что ускоряет вербовку новых сторонников. Для этого нужно вовремя сказать нечто сомнительное, но сделать это как можно убедительнее. А уж желающие повторять найдутся.
Есть стереотип, будто бы правильно то, с чем согласно большинство. Человек на уровне рассудка может понимать, что не всегда это так. Однако при этом всё же скорее доверяет мнению, которое поддерживается многими, а не единицами. Ну, как тут дуракам не собираться в стаи? Ведь в этом случае они производят впечатление большинства и скорее встречают единомышленников.
Однако находится и тот, у кого хватает сил остаться при своём убеждении. Другое дело, что этот умный порой слишком уж упивается этим. Мол, я особенный — не то что некоторые. Влюблённый в свою уникальность, он легко превращается в некую «вещь в себе». Ходит кругами по замкнутой траектории, не делится своими идеями и не воспринимает новые. В итоге сам себя загоняет в тупик.
Умный нередко забывает, что его знания не принадлежат только ему одному. Они должны служить и другим людям. Ум нужен отнюдь не для того, чтобы кичиться им и стараться кого-то «срезать».
Чтобы делиться своими познаниями, необходима определённая степень открытости. Будучи «вещью в себе», нетрудно впасть в высокомерие. Это может быть опаснее глупости. Если поставить себя на пьедестал и свысока посматривать на других, то можно упасть — на потеху стае.
Бывает и так, что умный не в состоянии преодолеть соблазн что-то доказывать окружающим. Он выставляет напоказ свою осведомлённость, но тайно посмеивается над оппонентами. Вот тут-то и сокрыта ловушка, которую умный сам себе расставляет. Его высмеют любители собираться в стаи, что весьма болезненно. Пусть и не сразу, но он начнёт сомневаться в своей правоте. А там и недалеко до того, чтобы самому примкнуть к какой-нибудь стае.
В этом случае умный не развивает себя и довольно быстро перестаёт таковым быть. Интеллект снижается, а самонадеянность остаётся. Такая картина особенно безрадостна.
Так что же это за некое «среднее»? Умный, который не превозносится этим и не замыкается полностью в себе. Готов делиться своими знаниями, но не навязывать их. Верен себе, но при этом способен воспринимать новую информацию. Не считает собственное мнение истиной в конечной инстанции и умеет вовремя признать свои ошибки.
Портрет может показаться несколько идеализированным. Однако над ним стоит задуматься. Развитие собственной личности — тот процесс, который длится всю жизнь. Невозможно стать умным раз и навсегда. И нужна скромность, чтобы понимать это.
Источник
«Я вновь повстречался с надеждой — приятная встреча…»
О. Чухонцеву
Я вновь повстречался с надеждой — приятная встреча.
Она проживает всё там же — то я был далече.
Всё то же на ней из поплина счастливое платье,
всё так же горящ ее взор, устремленный в века…
Ты наша сестра, мы твои молчаливые братья,
и трудно поверить, что жизнь коротка.
А разве ты нам обещала чертоги златые?
Мы сами себе их рисуем, пока молодые,
мы сами себе сочиняем и песни и судьбы,
и горе тому, кто одернет не вовремя нас…
Ты наша сестра, мы твои торопливые судьи,
нам выпало счастье, да скрылось из глаз.
Когда бы любовь и надежду связать воедино,
какая бы (трудно поверить) возникла картина!
Какие бы нас миновали напрасные муки,
и только прекрасные муки глядели б с чела…
Ты наша сестра. Что ж так долго мы были в разлуке?
Нас юность сводила, да старость свела.
«Чувствую: пора прощаться…»
Чувствую: пора прощаться.
Всё решительно к тому.
Не угодно ль вам собраться
у меня, в моем дому?
Будут ужин, и гитара,
и слова под старину.
Я вам буду за швейцара —
ваши шубы отряхну.
И, за ваш уют радея,
как у нас теперь в ходу,
я вам буду за лакея
и за повара сойду.
Приходите, что вам стоит!
Путь к дверям не занесен.
Оля в холле стол накроет
на четырнадцать персон.
Ни о чем не пожалеем,
и, с бокалом на весу,
я в последний раз хореем
тост за вас произнесу.
Нет, не то чтоб перед светом
буйну голову сложу…
Просто, может, и поэтом
вам при этом послужу.
Был наш путь не слишком гладок.
Будет горек черный час…
Дух прозренья и загадок
пусть сопровождает нас.
«Шарманка старая крутилась…»
Шарманка старая крутилась,
катилось жизни колесо.
Я пил вино за вашу милость
и за минувшее за всё.
За то, что в прошлом не случилось
на бранном поле помереть,
а что разбилось — то разбилось,
зачем осколками звенеть?
Шарманщик был в пальто потертом,
он где-то в музыке витал.
Моим ладоням, к вам простертым,
значенья он не придавал.
Я вас любил, но клялся прошлым,
а он шарманку обнимал,
моим словам, земным и пошлым,
с тоской рассеянной внимал.
Текла та песня, как дорога,
последних лет не торопя.
Все звуки были в ней от Бога —
ни жалкой нотки от себя.
Но падали слова убого,
живую музыку губя:
там было лишь одно от Бога,
всё остальное — от себя.
Римская империя
Римская империя времени упадка
сохраняла видимость твердого порядка:
Цезарь был на месте, соратники рядом,
жизнь была прекрасна, судя по докладам.
А критики скажут, что слово «соратник» —
не римская деталь,
что эта ошибка всю песенку смысла лишает…
Может быть, может быть, может, и не римская —
не жаль.
Мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает.
Римляне империи времени упадка
ели что придется, напивались гадко,
а с похмелья каждый на рассол был падок —
видимо, не знали, что у них упадок.
А критики скажут, что слово «рассол», мол,
не римская деталь,
что эта ошибка всю песенку смысла лишает…
Может быть, может быть, может, и не римская —
не жаль.
Мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает.
Юношам империи времени упадка
снились постоянно то скатка, то схватка,
то они в атаке, то они в окопе,
то вдруг — на Памире, а то вдруг — в Европе.
А критики скажут, что «скатка», представьте,
не римская деталь,
что эта ошибка, представьте, всю песенку смысла
лишает…
Может быть, может быть, может, и не римская —
не жаль.
Мне это совсем не мешает, а даже меня возвышает.
Римлянкам империи времени упадка,
только им, красавицам, доставалось сладко —
все пути открыты перед ихним взором:
хочешь — на работу, а хочешь — на форум.
А критики хором: «Ах, форум! Ах, форум! —
вот римская деталь!
Одно лишь словечко — а песенку как украшает!..»
Может быть, может быть, может, и римская — а жаль…
Мне это немного мешает и замысел мой разрушает.
«Антон Палыч Чехов однажды заметил…»
Антон Палыч Чехов однажды заметил,
что умный любит учиться, а дурак учить.
Скольких дураков в этой жизни я встретил!
Мне давно пора уже орден получить.
Дураки обожают собираться в стаю.
Впереди — главный во всей красе.
В детстве я верил, что однажды встану,
а дураков нету: улетели все.
Ах, детские сны мои — какая ошибка,
в каких облаках я по глупости витал!
У природы на устах коварная улыбка…
Может быть, чего-то я не рассчитал.
А умный в одиночестве гуляет кругами,
он ценит одиночество превыше всего.
И его так просто взять голыми руками…
Скоро их повыловят всех до одного.
Когда ж их всех повыловят, наступит эпоха,
которую не выдумать и не описать.
С умным хлопотно, с дураком плохо.
Нужно что-то среднее, да где ж его взять?
Дураком быть выгодно, да очень не хочется.
Умным очень хочется, да кончится битьем…
У природы на устах коварные пророчества.
Но, может быть, когда-нибудь к среднему придем.
Источник
Омар Хайям был не только выдающимся астрономом и математиком, но он также оставил миру богатое поэтическое наследие — стихотворные афоризмы, которые иначе называются «рубаи». Правда, бытует мнение, что значительную часть из них ему приписывают, так как многие авторы боялись, что их хлесткие высказывания будут подвергнуты критике, но вот правда ли это, история умалчивает.
AdMe.ru, пожалуй, останется в стороне от этих интриг, предлагая окунуться в четверостишия, пронизанные тонкой персидской философией, и насладиться их чтением.
- Имей друзей поменьше, не расширяй их круг.
И помни: лучше близкий, вдали живущий друг.
Окинь спокойным взором всех, кто сидит вокруг.
В ком видел ты опору, врага увидишь вдруг.
- Ни к другу не взывай, ни к небесам
О помощи. В себе ищи бальзам.
Крепись в беде. Желая кликнуть друга,
Перестрадай свое несчастье сам.
- Быть в плену у любви, сердце, сладко тебе,
В прах склонись, голова, перед милой в мольбе.
Не сердись на капризы прекрасной подруги.
Будь за то, что любим, благодарен судьбе.
- Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
Дел сегодняшних завтрашней меркой не мерь,
Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
Верь минуте текущей — будь счастлив теперь!
- Пока путем скитаний не пройдешь — напрасно счастья ждешь,
Пока слезы страданий не прольешь — напрасно счастья ждешь,
А почему — любой влюбленный знает:
Пока себя в себе ты бережешь — напрасно счастья ждешь.
- В этом мире ты мудрым слывешь? Ну и что?
Всем пример и совет подаешь? Ну и что?
До ста лет ты намерен прожить? Допускаю,
Может быть, до двухсот проживешь. Ну и что?
- Будешь в обществе гордых ученых ослов,
Постарайся ослом притвориться без слов,
Ибо каждого, кто не осел, эти дурни
Обвиняют немедля в подрыве основ.
- Будь мягче к людям! Хочешь быть мудрей? —
Не делай больно мудростью своей.
С обидчицей-судьбой воюй, будь дерзок,
Но сам клянись не обижать людей!
- Один не разберет, чем пахнут розы.
Другой из горьких трав добудет мед.
Кому-то мелочь дашь, навек запомнит.
Кому-то жизнь отдашь, а он и не поймет.
- В этом мире глупцов, подлецов, торгашей
Уши, мудрый, заткни, рот надежно зашей,
Веки плотно зажмурь — хоть немного подумай
О сохранности глаз, языка и ушей!
- Вместо злата и жемчуга с янтарем
Мы другое богатство себе изберем:
Сбрось наряды, прикрой свое тело старьем,
Но и в жалких лохмотьях останься царем!
- Вращаясь, свод небесный нас давит и гнетет,
Пустеет мир, и многих друзей недостает.
Чтоб вырвать хоть мгновенье у рока для себя,
Забудь о том, что было, и не гляди вперед.
- Когда уходите на пять минут,
Не забывайте оставлять тепло в ладонях.
В ладонях тех, которые вас ждут,
В ладонях тех, которые вас помнят…
- В день завтрашний нельзя сегодня заглянуть,
Одна лишь мысль о нем стесняет мукой грудь.
Кто знает, много ль дней тебе прожить осталось?
Не трать их попусту, благоразумен будь.
- Хоть и не ново, я напомню снова:
Перед лицом и друга, и врага
Ты — господин несказанного слова,
А сказанного слова — ты слуга.
- Опасайся плениться красавицей, друг!
Красота и любовь — два источника мук.
Ибо это прекрасное царство не вечно:
Поражает сердца и — уходит из рук.
Источник
