Ахматова это выжимки бессонниц анализ

Вопрос № 132. Тема поэта и поэзии

    “Поэт в России больше, чем поэт”, — гласит известное изречение. Возможно, именно этим обусловлено пристальное внимание к теме поэта и поэзии в русской литературе. Поэт и толпа, поэт и правда, поэт и зло — размышления об этих проблемах стали традиционными в отечественной поэзии. Пророк, изгой, сеятель “разумного, доброго, вечного”, небожитель, слуга народа — таким представляли себе поэта великие лирики. Свой вклад в развитие этой темы внесла и А. Ахматова. 

    Мысль о предназначении художника органично входит в творчество автора. Пожалуй, это во многом обусловлено биографическими факторами: Ахматова долгое время жила и получила образование в Царском Селе — 

Где столько лир повешено на ветки, 

Но и моей как будто место есть…

    Всем своим творчеством на протяжении всей своей жизни Ахматовой приходилось опровергать мысль о том, “что быть поэтом женщине нелепость”. И в самом деле, за три века русской поэзии в ней до смешного мало женских имен, и ни одно из них не сравнится по силе чувства и глубине мысли, по поэтическому таланту с А. Ахматовой. Право на звание поэта ей пришлось отстаивать в длительной борьбе. Она не хочет быть просто женщиной, только женщиной, чье существование ограничено лишь любовными переживаниями, какими бы сильными они ни были в стих-и «Нет, царевич, я не та» (1915):

Нет, царевич, я не та, 

Кем меня ты видеть хочешь, 

И давно мои уста 

Не целуют, а пророчат.

“Однажды поздним летом” героиня встречает свою Музу, и с тех пор они неразлучны, как сестры. Муза Ахматовой по-пушкински смугла и весела. Муза — это бессонница и голос совести, чье бремя вынуждена нести героиня всю жизнь; это мучительная лихорадка и обуза, но, к сожалению, являющаяся не слишком часто:

  Как и жить мне с этой обузой, 
    А еще называют Музой, 
    Говорят: “Ты с ней на лугу…” 
     Говорят: “Божественный лепет…” 
    Жестче, чем лихорадка, оттреплет, 
    И опять весь год ни гу-гу.

Со временем эта обычно полная жизнетворящих сил, душевно-радостная и открытая Муза ахматовских стихов разительно меняется:

Веселой Музы нрав не узнаю:

Она глядит и слова не проронит…

(«Все отнято: и сила, и любовь…»)

Поэтесса явственно ощущала сдвиг и време­ни, и собственного мироощущения, но смысл са­мого движения, его внутренние силы и направление — все таилось в сфере неясных предчувствий. Художественное творчество ей казалось в этот период чуть ли не единственной незыблемой ценностью.

И печальная Муза моя,

Как слепую, водила меня…

    Дар поэта — его богатство, Богом данное, но поэт обречен не копить его, а расточать. Задача поэта — неблагодарна, но благородна, она сродни Христовой. Подобно Христу, поэт идет по миру — один, — чтобы творить свое благое дело. И, подобно Христу, он обречен за это узнать “учеников злорадное глумленье и равнодушие толпы”. 

    Слава представляется героине неизбежным спутником таланта, “увядшим листом” у него под ногой или же назойливой гостьей, погремушкой, трещащей над ухом. Героине не страшно забвение:

    Забудут? — вот чем удивили! 

    Меня забывали сто раз…

Власть искусства в представлении Ахматовой обычно исцеляюща, она способна вывести чело­века из круга обступивших его мелких интере­сов и страстей, подавленности и уныния на вы­сокие солнечные склоны прекрасной и мудрой жизни. Об этом идёт речь в стих-и «Уединение»(1914).

Так много камней брошено в меня, —

Что ни один из них уже не страшен,

И стройной башней стала западня.

Высокою среди высоких башен…

Образ искусства как некой высокой башни, поднимающей поэта над мирской суетой, и представление о священной его природе вопло­щают мотив избранничества. Уединение, воспе­тое поэтессой, — это уход не столько от жизни вообще, сколько от легкого и праздного сущест­вования.

Ахматова была далека от понимания со­циальной природы искусства, но выражала в своем творчестве мысль о существовании нравственных обязательств художника перед обще­ством. Об этом она говорит в стихотворении «Нам свежесть слов и чувства простоту…» (1915)

Нам свежесть слов и чувства простоту

Терять не то ль, что живописцу — зрение –

Или актеру — голос и движенье,

А женщине прекрасной — красоту?..

Иди один и исцеляй слепых,

Чтобы узнать в тяжелый час сомненья

Учеников злорадное глумленье

И равнодушие толпы.

В стихотворении «Я так молилась: «Утоли…» разрабатывается тема поэта и поэзии. Ахматова продолжаеттрадиции русской классической поэзии, прежде всего пушкинской (вспомним стихотворение Пушкина «Пророк»).

Я так молилась: «Утоли

Глухую жажду песнопенья!»

Но нет земному от земли

И не было освобожденья.

Как дым от жертвы, что не мог

Взлететь к престолу Сил и Славы,

А только стелется у ног,

Молитвенно целуя травы, —

Так я, Господь, простерта ниц:

Коснется ли огонь небесный

Моих сомкнувшихся ресниц

И немоты моей чудесной?

Широкое смысловое поле сборника, глубина и разнообразие ассоциаций придают импульс дальнейшему творчеству, эпическому освоению мира.

Его тайны автор раскрывает в цикле, так и названном — “Тайны ремесла” (1936-1960).

Тема поэтического цикла «Тайны ремесла» – тема творчества:

• секреты рождения стиха,

• поэт и чита­тель,

• определение автором значения собственной поэзии в русской литературе.

Так кто же он, поэт? Как рождаются стихи? Об этом А. Ахматова рассказала в цикле «Тайны ремесла», уже само название которого говорит о совмещении возвышенного и земного в творческой судьбе художника слова. Процесс рождения стиха, по мнению Ахматовой, обыкновенный, земной, природный. Задача поэта лишь  тонко все подметить, всмотреться, вслушаться  и записать. Жизнь (т. е. ее реальные факты) и творчество находятся  в постоянном соперничестве, сотворчестве: в реальные  жизненные факты проникает поэзия, высекая из них искры прекрасного.

Появление творческого вдохновения как творческого процесса оказывается предметом ос­мысления в стихотворении «Творчество» (1936) Процесс творчества предстает героине как некая истома, греза, видение, в котором постепенно проступают слова и рифмы,

Бывает так: какая-то истома;

В ушах не умолкает бой часов;

Вдали раскат стихающего грома.

Неузнанных и пленных голосов

Мне чудятся и жалобы и стоны,

Сужается какой-то тайный круг,

Но в этой бездне шепотов и звонов

Встает один, все победивший звук.

Так вкруг него непоправимо тихо,

Что слышно, как в лесу растет трава,

Как по земле идет с котомкой лихо…

Но вот уже послышались слова

И легких рифм сигнальные звоночки, —

Тогда я начинаю понимать,

И просто продиктованные строчки

Ложатся в белоснежную тетрадь.

а затем —     И просто продиктованные строчки     Ложатся в белоснежную тетрадь. 

  Стихотворение «Творчество» буквально наполнено описанием звуков и движений окружающего мира, которые сменяются “одним, всё победившим звуком”, рождаются аналогии с музыкой, но говорится и о недоступных музыке способах отражения мира: “Так вокруг него непоправимо тихо, // Что слышно, как в лесу растёт трава”. Чем богаче душа поэта, тем разнообразнее его описание бесконечно богатой “жизни человеческого духа”. Но из всего этого поэт извлекает законченную тему — “один, всё победивший звук”.

Ахматова стремится охватить и запечатлеть тот неуловимый миг, когда стих рождается из бесформенного клубка впечатлений и звуков, поэтому в стихотворении господствуют хаотичность, спутанность, многоликое изобилие образов.

    Первые же строки первого стихотворения «Творчество» обрушивают на читателя «бездну шепотов и звонов», которую побеждает единственный звук: «Так вкруг него («все победившего звука») непоправимо тихо». Одновременно возникает мотив магического круга («Сужается какой-то тайный круг») — автор сужает пространство, вводя в тайный круг читателя и приглашая присутствовать при создании стихотворения: «И просто продиктованные строчки / Ложатся в белоснежную тетрадь».

Отсутствует деление на строфы, но если разделить текст на четверостишия в соответствии с перекрестной рифмовкой, то обнаруживается, что границы предложений нигде не совпадают с границами (условных) катренов, кроме границы между 8 и 9 стихами. Так автор с самого начала раскрывает перед читателем «тайны ремесла».

Приход вдохновения описан так подробно, что никаких тайн не остается, все должно быть понятно: «И просто продиктованные строчки / Ложатся в белоснежную тетрадь».

В цикле «Тайны ремесла» Ахматова говорит о своём поэтическом призвании, своих исканиях и обретениях. Характерны сами названия стихов — «Муза» и «Творчество». Стихи о музе поэтесса писала давно, ещё до революции. Однако её образ постепенно изменяется: то она идёт по осенней дороге («Муза ушла по дороге…»), то появляется в дырявом платке, то вступает в разговор с лирической героиней. В рассмотренном стихотворении «Муза» она названа “милой гостьей с дудочкой в руках”.

Когда я ночью жду ее прихода,

Жизнь, кажется, висит на волоске.

Что почести, что юность, что свобода

Пред милой гостьей с дудочкой в руке.

И вот вошла. Откинув покрывало,

Внимательно взглянула на меня.

Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала

Страницы Ада?» Отвечает: » Я!» 1924

     Далее в цикле «Тайны ремесла» следуют стихотворения, посвященные главным участникам творческого таинства: 1. Творчество. 2. Художнику. 3. «Муза»; 4. «Поэт»; 5. «Читатель»; 6, «Последнее стихотворение»; 7. «Эпиграмма»; 8. «Про стихи»; 9. «Многое еще, наверно, хочет…».

В стихотворении «Поэт» говорится о подслушивании и кажущейся простоте сочинения стихов.

Подумаешь, тоже работа, —
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое,

О том, как рождаются стихи, Ахматова рассказала в стихотворении «Мне ни к чему одические рати…». Некоторые строки являются ключевыми и именно в них разрешается смысловое движение каждого из четверостиший:

Мне ни к чему одические рати

И прелесть элегических затей.

По мне, в стихах все быть должно некстати,

Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда,

Как желтый одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,

Таинственная плесень на стене…

И стих уже звучит, задорен, нежен,

На радость вам и мне.

21 января 1940.

   У поэта любой жизненный “сор” должен превращаться в лирическую ситуацию. Стихи растут из прозы жизни, из черной почвы быта, и в этом — подлинная сущность искусства. Поэт отовсюду, “налево и направо”, “без чувства вины”, заимствует темы и образы своей поэзии. Он должен быть ясен и открыт для мира и читателя, “распахнут настежь”. 

    Творчество, по Ахматовой, — явление того же порядка, что и жизнь. Стихи возникают из гущи самой жизни, простой и негромкой. Задача поэта — услышать их, уловить. Поэзия вырастает из «сора» земли, поднимая с собой человека, земное хочет быть услышанным — через поэта — и обрести бессмертие. Так «земной сор» рождает возвышенную поэзию, поднимающую, окрыляющую  человека. Поэзия и мир, по мнению А. Ахматовой, рождены  друг для друга.

     Многое еще, наверно, хочет 

     Быть воспетым голосом моим: 

   То, что, бессловесное, грохочет, 

     Иль во тьме подземный камень точит 

Или пробивается сквозь дым.

У меня не выяснены счеты

С пламенем, и ветром, и водой…

Оттого-то мне мои дремоты

Вдруг такие распахнут ворота

И ведут за утренней звездой.

 Для того и существует “священное ремесло” поэта:

    С ним и без света миру светло.

Безусловное уважение к читателю можно увидеть в стихотворении «Читатель» (5):

А каждый читатель как тайна,
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.

       В контексте цикла «тайны ремесла» не окутываются туманной завесой, а максимально раскрываются:

…Чтоб быть современнику ясным,

Весь настежь распахнут поэт.

    Трепетное отношение к читателю-собеседнику особенно разительно на фоне исключительной требовательности говорящего к себе — автору, художнику. В цикле звучит голос чрезвычайно близкий авторскому. Творческое кредо героини лирики Ахматовой совпадает с позицией самой поэтессы.

  Стихотворение «Про стихи» (8) напоминает пастернаковское «Определение поэзии»:

Это — выжимка бессонниц,
Это — свеч кривых нагар,
Это — сотен белых звонниц
Первый утренний удар…
Это — теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это — пчелы, это — донник,
Это — пыль и мрак, и зной.

    В стихотворении Ахматовой было передано и впечатление от стихов В. Нарбута, которому оно посвящено. Передано обаяние малорусского пейзажа («под черниговской луной»). Все, что попадает в очерченный тайный круг, названный в первом стихотворении, преображается, обретает особый смысл причастности к тайнам ремесла.
    Мотив круга подчеркнут и построением цикла. Последнее стихотворение возвращает поэта к «бессловесному» бытию: «У меня не выяснены счеты / С пламенем и ветром, и водой». Невозможность последнего, окончательного счета с «тем, бессловесным» открывает бесконечную перспективу творчества: «Оттого-то мне мои дремоты / Вдруг такие распахнут ворота / И ведут за утренней звездой». Субъект высказывания (здесь это традиционный лирический персонаж — поэт) испытывает давление с двух сторон со стороны внешнего «бессловесного бытия». Здесь двойной императив — «стихов» и «сора»:

Для Ахматовой значимость слова равна значимости жизни:

Ржавеет золото, и истлевает сталь,

Крошится мрамор. К смерти все готово.

Всего прочнее на земле – печаль

И долговечней – царственное слово.

Когда-то в юности, ясно предчувствуя свою поэтическую судьбу, Ахматова проронила, обращаясь к  царскосельской статуе А.Пушкина:

Холодный, белый, подожди,
Я тоже мраморною стану.

И если  когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество.
Но только с условьем – не ставить его
Ни  около моря, где я родилась;
Последняя с морем разорвана связь.
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.

Творчество  являлось для А.А. Ахматовой  единственным спасением, «последней  свободой». Ее стихи – нерукотворный  памятник – еще раз напоминают о босоногой приморской девчонке в Херсоне, о прелестной царскосельской гимназистке, утонченно прекрасной женщине с ниткой черного агата на шее в Летнем саду, где «статуи помнят ее молодой», о поэте,  в творчестве которого отразилась перекличка веков – «золотого»  и  «серебряного».

    Поэт и правда, поэт и долг — вот еще один мотив лирики Ахматовой. Гражданский пафос — неотъемлемая черта ее творчества. Художник не смеет поддаваться голосу, зовущему отречься от своей Родины, не смеет внимать лести отступников, не смеет дарить им свои песни. Он всегда должен быть со своим народом. Великие поэты, современники и гении давно умершие, — Шекспир, Данте, Пушкин, Блок, Пастернак, — воспеты Ахматовой в ее творениях. Через понимание их творческой судьбы, глубинной сущности и целей их поэзии она шла к определению высокого предназначения искусства.

Поэтический талант — это и божественный дар, и тяжелый крест, требующий от несущего его огромной силы и мужества. Поэт творит, чтобы жить, и не может иначе. Поэзия — весь мир, и смысл жизни поэта – в его словах и рифмах:

    Вселенную перед собой, как бремя 

    Нетрудное в протянутой руке…несу…

В 1935 году она пишет стихотворение, в ко­тором тема судьбы поэта, трагической и высокой, соединена с гневным обращением к вла­стям:

Зачем вы отравили воду

И с грязью мой смешали хлеб?

Зачем последнюю свободу

Вы превращаете в вертеп?

За то, что я не издевалась

Над горькой гибелью друзей?

За то, что я верна осталась

Печальной родине моей?

Пусть так. Без палача и плахи

Поэту на земле не быть.

Нам покаянные рубахи,

Нам со свечой идти и выть.

8