Есть город который я вижу во сне

Подошедшие друзья тут же попробовали все наиграть на инструменте, а кто-то выпалили слова: «Ах, Одесса, жемчужина у моря». Далее совместными усилиями соорудили нехитрый текст, и уже на следующий день «Ах, Одесса!» начала свое триумфальное шествие «через года и страны», пополняясь по дороге новыми вариантами и куплетами. Однако песню с таким текстом бдительная цензура не захотела пропускать на концертную эстраду, и композитору пришлось пригласить В. Гридова, чтобы он на эту же мелодию сочинил другой текст. Так появилась другая песенка «Дядя Ваня, хороший и пригожий…» с жизнерадостного голоса Клавдии Шульженко, которая пошла гулять по советской стране. Сказался ли пиетет перед Чеховым, или по какой другой причине, но «Дядя Ваня», в отличие от «Ах, Одесса!», возражений у цензуры не вызвал…

Ну а в ресторанах же предпочтение отдавали «оригиналу». Тем более, что песня «Ах, Одесса, жемчужина у моря» очень полюбилась представителям уголовного мира, и они щедро оплачивали ее исполнение. Эта любовь однажды спасла композитора от материальных потерь. Рассказывают, что как-то ночью Табачников возвращался к себе домой на Пушкинскую, 56. По дороге его встретили «деклассированные элементы» и предложили расстаться с пальто, которое композитор только недавно успел приобрести. «Против лома нет приема», и Табачников нехотя стал стягивать с себя пальто. В это время из кармана выпали ноты — как раз с песней «Ах, Одесса!». Один из грабителей поинтересовался, почему прохожий носит с собой эти ноты. «Так я эту песню написал!» — скромно признался автор. И через минуту он снова был облачен в любимое пальто — с глубокими извинениями и уверениями в том, что теперь он может ходить по городу где хочет, когда хочет и с кем хочет, и «ни одна собака его не тронет»…

Как это иной раз случалось с народными песнями, каждый доморощенный поэт подставлял под музыку «Ах, Одесса!» свой куплет. Музыка жила, текст изменялся. В каком году был оформлен тот вариант, который сейчас известен, трудно сказать. Многие приписывают слова Аркадию Дмитриевичу Звездину (Аркаше Северному) на том основании, что его перу принадлежат такие известные приблатненные перлы, как «Жора, подержи мой макинтош», «В семь сорок», «Школа бальных танцев», «Мясоедовская улица моя», «На Дерибасовской открылася пивная».

Когда началась война, М. Табачников был уже достаточно известным композитором-песенником, его назначили музыкальным руководителем Ансамбля песни и пляски 2-й гвардейской армии. Среди прочих обязанностей, музрук должен был готовить программы ко всяким праздничным датам. Первым «испытанием» на этом поприще стала программа к 24-й годовщине Октябрьской революции. Для нее композитор сочинил несколько мелодий, которые предложил своему соавтору Илье Френкелю. Одна из написанных мелодий стала песней «Давай закурим!».

Представьте себе только: фашистские полчища рвутся к Москве, трудно под Ленинградом, впереди еще вся война, а поэт видит, поэт предчувствует победу: «Вспомним, как на запад шли по Украине…». Да, такая песня людям была нужна словно воздух. И нашелся человек, который сделал эти стихи песней. Когда в политотделе 18-й армии их показали Модесту Табачникову, композитор сразу же сел за пианино. Он спешил написать музыку, как спешат доставить артиллеристам снаряды, зная, что они на исходе… Наутро в политотделе армии состоялось прослушивание новорожденной песни. Все сидели как завороженные: для каждого в ней было что-то очень родное…

— «Нас опять Одесса встретит как хозяев, звезды Черноморья будут нам сиять…» — эти строчки Табачников пропел с закрытыми глазами: он родился и жил в Одессе, в несравненной Одессе, где сейчас хозяйничали гитлеровские бандиты. Он участвовал в обороне города и пережил горечь расставания с ним… И когда замер последний аккорд, кто-то чуть слышно отозвался:

Вот только со словами песни вышел конфуз. Бригадный комиссар Рюмин, возглавлявший отдел пропаганды и агитации Южного фронта, которому композитор принес и пропел эту песню, тоном, не терпящим возражений, заявил: — «Никому эта твоя песня не нужна. Что это я буду вспоминать про то, что ты дал мне закурить? Вот если бы снарядами поделился или автоматный диск с патронами передал бы, тогда другое дело».

Исполнить свое новое сочинение в праздничном концерте к 24-й годовщине Октябрьской революции М. Табачников доверил земляку — солисту ансамбля, выпускнику Одесского театрального училища Аркадию Явнику, который взял себе сценический псевдоним Воронцов. На премьере, которая состоялась 8 ноября 1941 года, композитор лично аккомпанировал исполнителю на аккордеоне. Рассказывая полвека спустя автору этих строк об истории появления песни, А. Воронцов-Явник честно признался, что никто, включая композитора, не представлял, какая ее ждет оглушительная слава. Когда Табачникову представился случай на день приехать в Москву, он разыскал Клавдию Ивановну Шульженко , через ее мужа— одессита, земляка и приятеля Владимира Коралли, соруководителя ленинградского джаз-ансамбля, и подарил ей… эту песню. Также песнями, вошедшими в репертуар К. Шульженко и получившими широкую известность, стали «Мама» и «Дядя Ваня».

Всенародная популярность песни «Давай закурим» подтверждалась порою удивительным образом. Когда советские войска освободили Ростов-на-Дону, рабочие Донской государственной табачной фабрики обратились к авторам песни, чтобы те разрешили выпуск папирос под названием «Давай закурим!». Однако политуправление фронта отказало ростовчанам: им объяснили, что песня — это не реклама.

Песня очень нравилась Леониду Брежневу. Говорят, что на одном из концертов, где присутствовал Генеральный секретарь, после выступления Клавдии Шульженко Брежнев, смахнув слезу, поинтересовался у своего помощника, какое звание имеет певица. Тот ответил: «Народная артистка Российской Федерации». «Подготовьте указ о присвоении ей звания народной артистки Советского Союза», — распорядился Генсек . Указание было быстро исполнено. А вот авторам песни в плане «царских милостей» не повезло. В 1975 году, накануне 30-летия Победы, несколько генералов направили письмо Брежневу с просьбой наградить поэта и композитора. Однако ответа не последовало…

Аркадий Явник-Воронцов после войны страшно жалел, что, в отличие от Клавдии Шульженко, не имел возможности записать эту песню в студии и таким образом «увековечить» свое «первенство». Хотя М. Табачников при послевоенных встречах всегда подчеркивал, что помнит, чьим голосом была впервые озвучена одна из его лучших песен.

После Победы Модест Ефимович написал ещё немало интересных песен. Мало кто знает, что однажды маятник его предпочтений качнулся от любимой Одессы в сторону Севера. Народ в 70-е распевал «Песенку оленевода», «чукотскую народную песню» – «Пароходы – хорошо, самолеты – хорошо, а олени – лучше», мало кто знал, что и ее музыку написал «одессит в крови» Модест Табачников.