В свежих ранах крупинки соли ночью снятся колосья ржи никогда не боялась боли только лжи

В свежих ранах крупинки соли ночью снятся колосья ржи никогда не боялась боли только лжи thumbnail

Ничего не жду, не думаю ни о ком.
Потихоньку учусь не плакать и высыпаться.
И луну в небеса подкинули медяком,
Положив на ноготь большого пальца.

24/05/05

Когда-нибудь я отыщу ответ.
Когда-нибудь мне станет цель ясна.
Какая-нибудь сотая весна
Откроет мне потусторонний свет,

И я постигну смысл бытия,
Сумев земную бренность превозмочь.
Пока же плечи мне укутывает ночь,
Томительные шепоты струя,

И обвевая пряным ветром сны,
И отвлекая от серьезных книг…
И цели совершенно не ясны.
И свет потусторонний не возник.

А хочется, напротив, хмеля слов
И поцелуев, жгущих все мосты,
Бессовестного счастья, новых строф —
Нежданной, изумрудной красоты;

Бессонницы, переплетений — да! —
Сердцебиений, слившихся в одно…
А что до бренности, так это всё тогда
Мне будет совершенно все равно.

Обрушится с уставших плеч скала:
Меня отпустит прошлых жизней плен.
Мне перестанут сниться зеркала,
И призраки, и лабиринты стен…

И, может, не придется ждать сто лет.
Я знаю — зряч лишь тот, кто пил сей хмель…
Вот в нем-то и отыщется ответ,
И в нем таится истинная цель.

Горький запах полыни
И песок из пустыни
На верблюжьем горбе —
Тебе.

Деньги старого скряги,
Две скрещенные шпаги
На фамильном гербе —
Тебе.

Незажившие раны,
Все далекие страны
В подзорной трубе —
Тебе.

Ключ от запертой дверцы
И еще мое средце
Цвета алой зари —
Бери!..

11 апреля 2000 года.

В свежих ранах крупинки соли.
Ночью снятся колосья ржи.
Никогда не боялась боли —
Только лжи.

Индекс Вечности на конверте.
Две цыганки в лихой арбе.
Никому не желала смерти.
Лишь себе.

Выбиваясь из сил, дремала
В пальцах Господа. Слог дробя,
Я прошу у небес так мало…
Да, тебя.

Ночь с 20 на 21 февраля 2003 года

Я.
Ниспадающая.
Ничья.
Беспрекословная, как знаменье.
Вздорная.
Волосы в три ручья.
Он — гримаска девчоночья —
Беспокойство. Недоуменье.

Я — открытая всем ветрам,
Раскаленная до озноба.
Он — ест сырники по утрам,
Ни о чем не скорбя особо.

Я —
Измеряю слова
Навес,
Переплавляя их тут же в пули,
Он — сидит у окна на стуле
И не сводит очей с небес.

Мы-
Не знаем друг друга.
Нас —
Нет еще как местоименья.
Только —
Капелька умиленья.
Любования. Сожаленья.
Он — миндальная форма глаз,
Руки, слепленные точёно…
В общем — в тысячу первый раз,
Лоб сжимая разгорячённо,
Быть веселой — чуть напоказ —
И, хватая обрывки фраз,
Остроумствовать обречённо,
Боже, как это все никчёмно —
Никогда не случится «нас»
Как единства местоимений,
Только горсточка сожалений. —
Все закончилось. Свет погас.

Я.
Все та же.
И даже
Ночь
Мне тихонько целует веки.
Не сломать меня.
Не помочь.
Я — Юпитера дочь.
Вовеки.
Меня трудно любить
Земным.
В вихре ожесточённых весён
Я порой задохнусь иным,
Что лучист, вознесён, несносен…
Но ему не построят храм,
Что пребудет велик и вечен —
Он ест сырники по утрам
И влюбляется в смертных женщин.

Я же
Все-таки лишь струна.
Только
Голос.
Без слов.
Без плоти.
Муза.
Дух.
Только не жена. —
Ветер,
Пойманный
На излёте.

Ночь с 22 на 23 апреля 2003 года.

Обыкновенна с каждой из сторон
И заурядна, как трава у дома:
Не записала модного альбома
И не похожа на Шарлиз Терон.

Не лесбиянка. Не брала Берлин.
Не вундеркинд. Не дочь миллиардера.
Не чемпонка мира, не Венера
И никогда не пела с группой «Сплин».

Не Мать Тереза, не Мари Кюри.
И «Оскар» вряд ли светит, что обидно.
Зато мне из окна весь Кремль видно
И рост мой метр восемьдесят три.

И, если интуиция не врёт,
Назло всем ураганам и лавинам
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.*

Ночь 14-15 мая 2003 года.

Да, дерзость солнца бьет из наших глаз.
Мы избраны. В нас закипают соки.
Мы молоды, сильны и … одиноки.
Увы, все горы свернуты до нас.

Мы реактивны. Мы идем на взлет.
Мы верим, что в бою несокрушимы.
Но неприступны горные вершины,
И на Олимпе нас никто не ждет.

Там стража грозно смотрит свысока.
Там блещет все. Там все решают деньги.
Покрыты красным бархатом ступеньки,
И поступь небожителей легка.

А в нас кипит честолюбивый яд.
И мучает, и не дает покоя,
И снится нам сиянье золотое,
Овации в ушах у нас гремят,

И, поправляя свой алмазный нимб,
Богини улыбаются лукаво…
Когда-нибудь и нас настигнет слава.
Когда-нибудь мы покорим Олимп.

Ночь с 9 на 10 июня 2003 года.

Думала — сами ищем
Звезд себе и дорог.
Дети пусть верят в притчи
Про всемогущий Рок.

Фатума план утрачен.
Люди богов сильней…
Только ты предназначен,
Небом завещан мне.

Огненною десницей
(Чую ведь — на беду!)
Ты на роду написан,
Высечен на роду,

Ласковоокой смертью,
Болью к родной стране —
Милый, ты предначертан,
Ты предзагадан мне…

Гордые оба — знаю.
Вместе — как на войне.
Только — усмешка злая —
Выбора просто нет:

С новыми — не забыться,
Новых — не полюбить.
Мне без тебя не сбыться.
Мне без тебя не быть.

Сколько ни будь с другими
Да ни дразни судьбу —
Вот оно — твое имя,
Словно клеймо на лбу.

15 июня 2003 года.

Препарирую сердце, вскрывая тугие мембраны.
Вынимаю комки ощущений и иглы эмоций.
Прежних швов не найти — но я вижу и свежие раны,
Ножевые и рваные — Господи, как оно бьется?..

Беспристрастно исследую сгустки сомнений и страхов,
Язвы злобы глухой на себя, поразившие ткани.
Яд неверия губит ученых, царей и монахов —
Мое племя в отважных сердцах его копит веками.

В моих клетках разлита бессилия злая отрава,
Хоть на дне их лучатся осколочки Божьего дара.
Слишком горьки разочарованья. Но мыслю я здраво:
Я больна. Мое сердце страшнее ночного кошмара.

Что мне может помочь? Только самые сильные средства.
Кардиохирургия не терпит неточных расчетов.
Я достану беспечность — лазурно-босую, из детства,
Небо южных ночей — рай художников и звездочетов,

Строки — сочно, янтарно-густые, как капельки меда,
Иль извилисто-страстные, словно арабские песни,
И далекое море, что грозно и белобородо,
И восточные очи, и сказки, да чтоб почудесней…

Читайте также:  К чему снится беременность нежеланная

Запах теплого хлеба (со специями, если можно),
Воздух улиц парижских и кукольных домиков дверцы…
Я врачую себя, вынув чувственный сор осторожно.
Я с волненьем творю себе подлинно новое сердце.

Оно будет свободно от старого злого недуга.
Оно будет бесстрашно… Но я ведь о чем-то забыла…
Ах, ну да, чтобы биться ему горячо и упруго,
Нужно, чтобы оно — пощади нас, Господь! — полюбило…

Эй, мальчишка с глазами синее небесной лазури!
Ты, конечно, безбожник, и нужно задать тебе перцу,
Но в тебе кипит жизнь и поет настоящая буря…
Я, пожалуй, тебе подарю свое новорожденное сердце.

Ночь с 21 на 22 июля 2003 года.

Усталая серость разлита по свежим холстам.
Я верила в солнце, гулявшее по небу гордо,
Но город пронизан дыханьем сурового норда,
И, кажется, осень крадется за мной по пятам.

Я знаю, что будет — сценарий твержу наизусть.
Я помню эмоции всех своих прожитых жизней.
Я лишь узнаю их — по импульсам. Безукоризнен
Порядок в архивах моих состояний и чувств.

Я знала, что будет, когда я тебя отыщу.
Как знала и то, когда именно это случится.
И мир рассмеется и бликами будет лучиться,
И ты будешь дерзок, и я тебе это прощу,

И ты будешь грезить не мной и любить не меня
И, вряд ли нарочно, но будешь со мной бессердечен,
И что наш мирок будет хрупок и недолговечен,
Как жаркое пламя волшебного летнего дня.

Я знала, что это закончится серой тоской.
Да, даже печаль я задолго себе предсказала.
Тебя не терзала — сама же себя наказала.
Исчезла. Ушла. Обрела долгожданный покой.

Кассандра-провидица властвует сердцем моим.
Не знаю, каких еще слез я себе напророчу.
Но ты был мне подлинно дорог — беспечен, порочен,
Испорчен, утрачен — но истинно мною любим.

Пустынно в хранилище страхов и снов моих. Там
Душа моя копит веками свои ощущенья.
Там есть одно — как боялась его возвращенья! —
Как будто бы осень идет за тобой по пятам…

Ночь с 4 на 5 августа 2003 года.

Пусто. Ни противостоянья,
Ни истерик,ни кастаньет.
Послевкусие расставанья.
Состояние
Расстоянья —
Было, билось — и больше нет.

Скучно. Мрачно. Без приключений.
Ни печали, ни палачей.
Случай. Встреча морских течений.
Помолчали — и стал ничей.

Жаль. Безжизненно, безнадежно.
Сжато, сожрано рыжей ржой.
Жутко женско и односложно:
Был так нужен,
А стал
Чужой.

6 августа 2003

Слушать, не поднимая взгляда.
В голове — грозный вой сирен.
Зарекалась же — все. Не надо.
Пусть все будет без перемен.

Ждать. Смеяться. Слегка лукавить.
(Что я, черт подери, творю?..)
И не верить себе — не я ведь! —
Вторя юному сентябрю,

Небо ткать из дырявых рубищ,
Гулким ливнем гремя в трубе…
Бог, за что ты меня так любишь? —
Я совсем не молюсь тебе!

Грезить, гладя витые кудри,
Имя кукольное шепча…
Созерцая, как в сером утре
Око солнечного луча

Век небесных пронзает просинь…
На запястьях же — в унисон —
Бой часов отмеряет осень,
Что похожа на давний сон…

1-2 сентября 2003 года

Строки стынут кроподтеками
На губах, что огнем иссушены.
Люди, пряча глаза за стеклами,
Напряженно меня не слушают.

Злое, честное безразличие —
На черта им мои истерики?..
Им машину бы поприличнее
Без метафор и эзотерики,

Им, влюбленным в пельмени с кетчупом,
Что мои словеса воздушные?
Мне понятно ведь это вечное
Ироничное равнодушие!

Они дышат дымком и сплетнями,
В их бутылочках пиво пенится,
Что им я, семнадцатилетняя
Многоумная проповедница?..

Они смотрят, слегка злорадствуя,
По-отцовски кривясь ухмылками:
«Подрасти сперва, моя страстная,
Чай, и мы были шибко пылкими!»

Я ломаю им представления —
Их дочурки дебильнолицые
Не над новым дрожат Пелевиным,
А флиртуют с ночной милицией.

Я же бьюсь, чтобы стали лучшими
Краски образов, чтоб — не блеклыми,
Но…Ты тоже меня не слушаешь,
Флегматично бликуя стеклами…

Ночь с 22 на 23 сентября 2003 года.

Взгляд — прочь. Голоса за сценой.
Свет льет из открытой двери.
Я лгу тебе, драгоценный.
Пора перестать мне верить.

Все стихнет, когда ты выйдешь,
Все смолкнет — как бы случайно,-
Ведь алый закат всевидящ,
И он мою вызнал тайну;

Он дерзок. Он торжествует.
Он пурпуром догорает.
Пусть Бога не существует, —
Но Он меня покарает.

Сожжет — вероломной страстью,
Погубит в ее неволе…
Я лгу тебе, мое счастье,
Пытаясь спасти от боли,

От горечи… Тяжесть пауз.
— Эй, ветер! Куда несешься?…
Я лгу тебе, милый Фауст,
Но ты уже
не спасешься…

Ночь с 25 на 26 сентября 2003 года.

Я — так хищно, так самозвански…
Боги сеют дожди как просо
В зонт, похожий на знак вопроса,
Оброненного по-испански:

¿Que? — И в школьницыны тетради —
Мысли, сбитые, как прицелы…
— Влюблена в него? — Нет. Но целый
Космос спит у него во взгляде.

Я — молящая у Морфея
Горсть забвения — до рассвета…
— Он не любит тебя. — И это
Только к лучшему, моя фея.

Души холодом зашивая,
Город бледен и мутно-бежев. —
Счастье. — Слушай, но ведь тебе же
Больно! — Этим и выживаю.

Ночь с 13 на 14 октября 2003 года.

Губы плавя в такой ухмылке,
Что на зависть и королю,
Он наколет на кончик вилки
Мое трепетное «люблю».

И с лукавством в медовом взоре
Вкус божественным наречет.
И графу о моем позоре
Ему тоже запишут в счет.

24 октября 2003 года

Так беспомощно,
Так лелейно
В шею выдохнуть визави:
— Не губите! Так ставят клейма
Как Вы шутите о любви!

Мне бы тоже кричали браво
Под пропетую за гроши
Серенаду седьмому справа
Властелину мой души,

Или — двадцать второму в списке…
Вам так чуждо и далеко
Быть влюбленной по-акмеистски,
В стиле тонкого арт-деко:

Как в немых черно-белых фильмах —
На изломе ресниц и рук,
Быть влюбленной — любовью сильных:
Ясновидцев — и их подруг;

Чтоб иконные прятать очи
В мрак фонарной шальной весны,
Чтоб чернилами пачкать ночи,
Что в столице и так черны,

Читайте также:  К чему снится что родила ребенка девушка

В Петербурге же — как бумага,
Будто выстираны в реке…
Потому там заметна влага,
Что ложится строка к строке —

В ней, струившейся исступленно,
Век Серебряный щурит взгляд…
— Сударь… Можно мне быть влюбленной,
Как сто бешеных лет назад?..

Ночь с 12 на 13 ноября 2003 года.

Свой лик запрятавши в истуканий,
Я буду биться и побеждать,
Вытравливая из мягких тканей
Свою плебейскую слабость ждать,

Свою постыдную трусость плакать,
Когда — ни паруса, ни весла…
Я буду миловать — вплавив в слякоть,
Или расстреливать — если зла.

Я буду, взорами нежа райски,
В рабов противников обращать.
И буду драться по-самурайски.
И не прощаться. И не прощать.

И не просчитываться — бесслезно,
Узлами нервы в кулак скрутив…
И вот тогда уже будет поздно,
Разулыбавшись, как в объектив,

Поцеловать меня, как в награду, —
Внезапно радостно снизойдя
Составить жизни моей отраду, —
Немного выгоды в том найдя —

От скуки. Разнообразья ради.
Я терпелива, но не глупа.
Тогда же сталь заблестит во взгляде
В моем — из лунного из серпа!

И письма — те, что святынь дороже, —
Все будут сожжены — до строки.
Мой милый, больше не будет дрожи
В бесстрастном воске моей руки.

В ней лишь презрение — так, пустое.
Да, я злопамятна — но горда:
Я даже местью не удостою
Твоей надменности никогда.

Но… Солнце светит еще, мой милый,
Чтоб щедрость Божию утверждать.
Пока еще не взята могилой
Моя плебейская слабость ждать.

Ночь с 5 на 6 декабря 2003 года.

Исписанными блокнотами,
Слезами, шагами, сквотами,
Монетами — не банкнотами,
Да пряником и кнутом —

Отрыдано, оттанцовано,
Отпето, перелицовано,
Отписано — зарубцовано
И заперто — на потом,

До лучших, чтоб — отбродившего
Откупорить — и хлебнуть.
Как лиха. Как смысла высшего —
Хмельную — шальную! — муть,

Когда уже будет сцежено,
Осознано, прощено —
И боль отольется свежая
В рубиновое вино.

Мужчины, зачеты, трудности,
Балконы в цветном белье —
Я буду судить о юности,
Как опытный сомелье.

Пока же еще — так солоно,
Так горько еще губам
Все то, что уже рассовано
По складам и погребам —

Трепещущее, щемящее,
Упрятанное на дно…
— Игристое — настоящее,
Божественное вино!

Ночь с 30 на 31 декабря 2003 года.

***

Пуще славы велеречивыя,
Громче бегства из всех неволь –
Слава, слава, Неизлечимая
Безысходность Твоя, Люболь!

Звонче! – в белом своем халатике
Перепуганная сестра –
Воспеваю – Хвала, Хвала Тебе,
Будь же лезвием преостра!

Пулей – злою, иглою – жадною!
Смерти Смертью и Мукой Мук!
Я пою тебя, Беспощадная
Гибель, Преданный мой Недуг!..

Сто «виват» тебе, о Великая…
Богом… посланная… чума…
Ах, как солоно… Эта дикая
Боль заставит сойти с ума…

Как же я… ненавижу поздние
Предрассветные роды дня…
Таня! Танечка! Нету воздуха!
Дверь балконную для меня

Отворите…Зачем, зачем она
Выжигает мне горло – соль…
Аллилуйя тебе, Священная
Искупительная Люболь.

Ночь с 12 на 13 января 2004 года.

Источник

У меня к нему, знаешь, – детство,
Детство – это неизлечимо.
***
Ключ от запертой дверцы

И еще мое средце

Цвета алой зари —

Бери!..
***
В свежих ранах крупинки соли.

Ночью снятся колосья ржи.

Никогда не боялась боли —

Только лжи.

Индекс Вечности на конверте.

Две цыганки в лихой арбе.

Никому не желала смерти.

Лишь себе.

Выбиваясь из сил, дремала

В пальцах Господа. Слог дробя,

Я прошу у небес так мало…

Да, тебя.
***
Все закончилось. Свет погас.

Я.

Все та же.

И даже

Ночь

Мне тихонько целует веки.

Не сломать меня.

Не помочь.

Я — Юпитера дочь.

Вовеки.

Меня трудно любить

Земным.
***
Сколько ни будь с другими

Да ни дразни судьбу —

Вот оно — твое имя,

Словно клеймо на лбу.
***
Но ты был мне подлинно дорог — беспечен, порочен,

Испорчен, утрачен — но истинно мною любим.

***
Жутко женско и односложно:

Был так нужен,

А стал

Чужой.
***
Пусть Бога не существует, —

Но Он меня покарает
***
Я лгу тебе, мое счастье,

Пытаясь спасти от боли,
***
Слушай, но ведь тебе же

Больно! — Этим и выживаю
***
Я буду миловать — вплавив в слякоть,

Или расстреливать — если зла.

***
Да, я злопамятна — но горда:

Я даже местью не удостою

Твоей надменности никогда
***
Снова снилось его лицо.

Символ адова круга нового
***

Слушай, нет, со мной тебе делать нечего.

От меня ни добра, ни толку, ни просто ужина –

Я всегда несдержанна, заторможенна и простужена.

Я всегда поступаю скучно и опрометчиво.

Не хочу ни лести давно, ни жалости,

Ни мужчин с вином, ни подруг с проблемами.

Я воздам тебе и романами, и поэмами,

Только не губи себя – уходи, пожалуйста.
***
От тебя немыслимо много пишется.

Жалко, что фактически не живется.
***
Наши любимые должны быть нас достойны.

Это вообще единственное, за что стоило бы пить и ставить свечи – пусть они окажутся достойными нас. И понятно это станет не сейчас и не потом, а именно тогда, когда мы с ними расстанемся – тогда станет все ясно.

Пусть наши юноши, с которыми, понятно, и в горе и в радости, и в болезни и в бедности, и лучшие годы, и на край света – просто разлюбят нас и тихо уйдут, а не переспят по пьяни с какой-нибудь малолетней шлюшкой, и нам расскажут об этом наши же добрые друзья. Пусть наши духовные наставницы просто найдут себе новых учеников – но не станут продавать нас за несколько сотен баксов, случись нам работать вместе, грубо, цинично –

возьмут в команду, досыта накормят перспективами и ты-лучше-всех, а потом уволят, не заплатив, и будут бросать сквозь зубы «Я не обязана тебе ничего объяснять», и брезгливо морщиться, встречая нас на улице. Пусть наши большие и сильные друзья, как-старшие-братья и вообще сэнсеи поссорятся с нами из-за того, что мы ни черта не смыслим в мужской психологии – но не станут грубо затаскивать нас в постель и унижать нас просто потому, что нас угораздило родиться с хорошей фигурой, а им не нашлось бабы на эту ночь.

Читайте также:  К чему снится летающая рыба девушке

Потому нет ничего на свете больнее и гаже этого. Потому что этим людям ты всегда веришь как себе, но оказывается, что они тебя недостойны .

Я готова всю жизнь ссориться с любимой подругой и слушать от нее несправедливости и упреки в собственной мягкотелости, лени и показушности – но я знала и знаю, что она имеет на это право. Мы убьем друг друга за идею, но никогда не станем банально как-нибудь и нелепо вцепляться друг другу в волосы из-за мужика или поднимать хай из-за дурацкого стобаксового долга. И если мы когда-нибудь все-таки поссоримся навсегда – это будет как раз тот случай, когда лучшие друзья перестанут быть друзьями, но останутся лучшими. И я буду думать о ней светло, и говорить гордо, едва зайдет речь – N? Да, мы когда-то были не разлей-вода – и всю жизнь расти и добиваться вершин, чтобы доказать ей, что я была ее достойна .

Либо совсем не прощаться, либо прощаться так, чтобы можно было через много лет написать книгу об этом человеке – а не прятать глаза: N? Нет-нет, не знаю такого – не рассказывать же, что вы с N дружили сто лет, а потом он прошипел, что все это время просто хотел тебя трахнуть – и теперь ненавидит, потому что спать с людьми, чтобы доказать им свою преданность, как-то не в твоих правилах. Так ведь не может быть, потому что не может быть никогда, какой-то гребаный бредовый сон, разбудите меня, скажите, что это неправда, что она меня не продавала, что он не читает всем подряд мои письма и асечную хистори – просто так, мол, вот как она за мной бегала, жуткое дело, не знал, куда деться, — что они все просто не дозвонились, чтобы извиниться за это, просто не дозвонились – если б они попросили прощения, это ведь значило бы, что они его достойны. И я бы все равно не общалась бы с ними, но хотя бы выдохнула эту мерзость, это рвотное ощущение грязи внутри, когда хочется перестирать всю одежду, в которой ты приехала от этого человека, когда кажется, что тебя обокрали, и вынесли, как назло, самые любимые, давние, талисманные вещи, и устроили в доме помойку – Господи, столько времени, столько слов, столько «мы» и «вместе», столько, столько – тогда хотя бы хотелось жить, я не знаю, а то ведь не хочется, и людям перестает вериться абсолютно, а только тошнит, тошнит, тошнит.

Сделай так, Господи, чтобы наши любимые оказались нас достойны. Чтобы мы, по крайней мере, никогда не узнали, что это не так.
***
Вместо того, чтоб пот промокать рубахой,

Врать, лебезить, заискивать и смущаться,

Я предлагаю всем отправляться [в рифму]

И никогда оттуда не возвращаться.
***
предатель не

Осуждается, а случайной

Пулей потчуется во сне;

***
Я ненавижу, когда целуются,

Если целуются не со мной.
***

Чтобы сделать Тебя счастливым,

Нужно вовремя умереть.
***
Не говорить «я же твой», когда еще кто-то как минимум имеет на тебя вполне себе имущественные права.

Не употреблять «я же люблю тебя» как легальный эвфемизм «с тобой очень удобно, мне нравится тобой пользоваться».

Не множить скорбь.

Один увернется, а в другом от этих слов сквозные дыры будут с пушечное ядро еще много лет, а ты вроде как только приободрить попытался.

Столкнулись, слиплись, разомкнулись, канули, а человек стоит, и сквозь него дорогу видно, и мяско по кромке дымится слегка, пшшш.

Да нет, у меня все хорошо на самом деле.

Просто немного тревожно.
***
Я не умею разлюбить; могу полюбить только кого-то еще. Все несбывшиеся, канувшие, бросившие планомерно копятся у меня не в сердце даже, а где-то в костных тканях, скелет формируют; составляют что-то наподобие годовых колец. Ни на кого из них не могу долго злиться; периодически заходя в магазин и трогая тряпочку, думаю «Пошло бы N.» — хотя N. не видела три года. Большое изумление испытываешь каждый раз, когда встречаешь кого-нибудь из сильно когда-то любимых и понимаешь, что чиркни искорка сейчас — и все завертелось бы снова, что бы там ни было, какая бы выжженная земля ни оставалась по человеку. Спустя время понимаешь, что нечто, изначально в нем зацепившее — никуда не делось и уже не денется. И от тебя никак не зависит, вообще.
***
— Мам, я домой еду, купить что-нибудь?

— Купи, сволочь, квартиру и живи отдельно!
***
Видишь – после тебя остается пустошь

В каждой глазнице, и наступает тишь.

«Я-то все жду, когда ты меня отпустишь.

Я-то все жду, когда ты меня простишь».
***
А и все тебе пьется-воется, но не плачется, хоть убей. Твои мальчики – божье воинство, а ты выскочка и плебей; там за каждым такая очередь, что стоять тебе до седин, покучнее, сукины дочери, вас полгорода, я один; каждый светлый, красивый, ласковый, каждый носит внутри ледник – неудачники вроде нас с тобой любят пыточки вроде них.

Бог умеет лелеять, пестовать, но с тобой свирепеет весь: на тебе ведь живого места нет, ну откуда такая спесь? Стисни зубы и будь же паинькой, покивай Ему, подыграй, ты же съедена тьмой и паникой, сдайся, сдайся, и будет рай. Сядь на площади в центре города, что ж ты ходишь-то напролом, ты же выпотрошена, вспорота, только нитки и поролон; ну потешь Его, ну пожалуйста, кверху брюхом к Нему всплыви, все равно не дождешься жалости, облегчения и любви.

Ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько можно терять, проигрывать и пытаться держать лицо.

Как в тюрьме: отпускают влёгкую, если видят, что ты мертва. Но глаза у тебя с издевкою, и поэтому черта с два. В целом, ты уже точно смертница, с решетом-то таким в груди.

Но внутри еще что-то сердится. Значит, все еще впереди.
***
Нет, я этого не писала.

Нет, ты этого не читал.

Источник