Сон в красном тереме сюэцинь цао

Гл. XLI – LXXX

Глава сорок первая

Баоюй пробует чай в кумирне Бирюзовой решетки;старуха Лю, захмелев, засыпает во дворе Наслаждения пурпуром

Итак, старуха Лю нарисовала в воздухе тыкву и сказала:

– Где цветы опали, появилась завязь – там созреет тыква.

Все расхохотались. А старуха Лю отпила еще вина и совсем разошлась.

– Говоря по правде, – заявила она, – руки и ноги у меня давно огрубели, непослушными стали, а сейчас я еще и выпила. Того и гляди, уроню чашку! А она фарфоровая! Была бы деревянная, тогда дело другое!

Снова все рассмеялись, а Фэнцзе с улыбкой произнесла:

– Если хотите, я велю принести деревянные кубки. Но их у нас целый набор, так что придется вам пить из всех подряд! Согласны?

«Вот те на! – подумала старуха, – Мне и в голову не могло прийти, что у них есть деревянные кубки! Ведь сказала я шутки ради! Бывала же я в гостях у наших деревенских богачей и золотые кубки и серебряные видала, но чтобы деревянные – ни разу. Это они надо мной потешаются. Хотят деревянные чашечки для детей выдать за кубки. Чтобы меня напоить! Ну и пусть, вино сладкое, словно мед, выпью побольше – ничего не случится!» И старуха сказала:

– Ладно, несите – там видно будет.

Фэнцзе приказала Фэнъэр:

– Принеси десять кубков из корня бамбука, они в передней на книжной полке стоят.

Фэнъэр уже собралась идти, но Юаньян с улыбкой обратилась к Фэнцзе:

– Те кубки, пожалуй, малы, да и недостаточно хороши. Ведь ты говорила о деревянных. Вели-ка лучше подать кубки из корня самшита, и пусть бабушка Лю из каждого выпьет.

– Прекрасная мысль! – вскричала Фэнцзе.

Принесли самшитовые кубки. Такие огромные, что старуха Лю испугалась. Самый большой был, пожалуй, с глубокий таз, а самый маленький вдвое больше того, который она держала в руке. Зато тонкая гравировка и чудесная резьба на кубках с изображением гор, рек, деревьев, людей и животных привели старуху в восторг. На каждом были надписи, выполненные скорописью, и личные печати мастеров.

– Дайте мне тот, что поменьше! – воскликнула старуха.

– Из этих кубков никто не решается пить, – сказала Фэнцзе. – Чересчур велики. Но раз уж вы, бабушка, заставили их искать, пейте из всех подряд, отказываться нечестно!

– Пощадите! – взмолилась старуха. – Не могу я так много пить!

Матушка Цзя, тетушка Сюэ и госпожа Ван вступились за Лю и сказали:

– Пошутили, и хватит! Нельзя бабушке столько нить. Вполне достаточно одного кубка.

– Амитаба! – вскричала Лю. – Который поменьше, я здесь выпью. А большой домой унесу. Попробую поучиться из него пить.

Все так и покатились со смеху.

Между тем Юаньян наполнила большой кубок и поднесла Лю, та приняла его обеими руками и стала пить.

– Не торопись, а то поперхнешься, – сказали матушка Цзя и тетушка Сюэ, после чего тетушка Сюэ велела Фэнцзе подать старухе закуску.

– Чего бы вы пожелали съесть, бабушка Лю? – спросила Фэнцзе у гостьи.

– Да разве я знаю все ваши кушанья? – всплеснула руками старуха. – Что ни дадите – все хорошо!

– Дай ей баклажаны с вяленым мясом, – предложила матушка Цзя.

Фэнцзе палочками подцепила кусочек баклажана, положила прямо в рот старухе и сказала:

– Вы каждый день едите баклажаны, а теперь попробуйте, вкусно ли их готовят у нас.

– Да разве это баклажаны? – засмеялась Лю. – Вы просто обманываете меня! Будь баклажаны такими вкусными, мы не стали бы сеять хлеб, а сажали одни баклажаны!

– Но это в самом деле баклажаны! – заговорили другие. – Вас никто не обманывает.

– Неужели? – удивилась старуха. – Можно мне еще, госпожа? А то я не распробовала.

Фэнцзе взяла еще кусочек и снова положила в рот старухе. Та долго жевала, причмокивала и наконец с улыбкой сказала:

– То ли баклажан, то ли нет – не поймешь. Расскажите, как его готовят – может, и у меня так получится?

– О, это совсем нетрудно! – со смехом воскликнула Фэнцзе. – Надо взять свежий, прямо с грядки, баклажан, снять с него кожуру, мелко накрошить и поджарить на курином сале; потом взять сушеное куриное мясо, добавить к нему грибы могу, шампиньоны, молодые ростки бамбука, соевый творог с разными пряностями и сухие фрукты; все это тоже мелко накрошить и сварить в курином бульоне. После этого сложить в фарфоровый кувшин, залить кунжутным и соевым маслом и плотно закрыть. Л когда захочется, взять сколько надо и есть с жареной курицей и тыквенными семечками.

– Бог ты мой! – воскликнула старуха, покачала головой и даже язык высунула. – Сколько же надо извести кур на это кушанье! Не мудрено, что так вкусно!

Она неторопливо допила вино и стала осторожно вертеть в руках кубок.

– Выпейте еще, по крайней мере развеселитесь как следует, – сказала Фэнцзе.

– Нет, нет! Я тогда совсем опьянею! – запротестовала гостья. – А кубок верчу в руках просто потому, что он мне очень нравится!

– Вот вы пьете вино из деревянного кубка, – сказала Юаньян, – а знаете, что это за дерево?

– Я-то знаю, – ответила старуха, – а вам откуда знать, барышня! Ведь вы живете в роскошном дворце, в расписных покоях! Это мы все время проводим среди деревьев: и спим под ними, наработавшись, и отдыхаем, когда устанем. А в голодные годы древесную кору едим; мы все время видим деревья, слышим их шум, говорим о них. Потому я и могу отличить настоящее от поддельного! – Старуха долго разглядывала кубок, потом заявила: – Богатые не держат у себя дешевых вещей, особенно деревянных, ведь дерево очень просто достать. Поэтому кубок этот, я думаю, сделан не из тополя, а из желтой сосны!

Комната, казалось, задрожала от хохота. Тут на пороге появилась служанка и обратилась к матушке Цзя со словами:

– Девочки-актрисы ждут в павильоне Благоухающего лотоса. Они спрашивают, начинать представление сейчас или немного погодя?

– А я-то совсем забыла о них! – воскликнула матушка Цзя. – Передай, пусть начинают сейчас!

– Слушаюсь! – ответила служанка и удалилась.

Вскоре донеслись звуки флейты, потом к ней присоединилась свирель. Дул слабый ветерок, воздух был чист и прозрачен, музыка радовала слух, наполняла душу неизъяснимым блаженством. Баоюй поднялся, налил себе кубок вина, залпом осушил, опять наполнил, но тут госпожа Ван тоже изъявила желание выпить. Тогда Баоюй велел служанкам принести подогретого вина, а свой кубок поднес матери прямо к губам.

Вскоре служанки принесли вино, и Баоюй вернулся на свое место. Госпожа Ван встала, приняла чайник из рук служанок. Следом за ней поднялись тетушка Сюэ и остальные. Матушка Цзя велела Ли Вань и Фэнцзе взять у госпожи Ван чайник, сказав при этом:

– Пусть тетушка сядет, а то как-то неловко.

Госпожа Ван отдала чайник Фэнцзе, а сама снова села.

– Пусть все выпьют еще по два кубка, – распорядилась матушка Цзя. – Веселиться так веселиться!

С этими словами она поднесла свой кубок тетушке Сюэ, а затем обратилась к Сянъюнь и Баочай:

– Вы тоже выпейте по кубку! И ваша сестрица Дайюй пусть выпьет, не будем ее сегодня щадить!

Матушка Цзя осушила свой кубок, вслед за нею выпили Сянъюнь, Баочай и Дайюй.

Старуха Лю изрядно захмелела и, как только заиграла музыка, принялась размахивать руками и притопывать. Баоюй подошел к Дайюй и шепнул:

– Погляди-ка на бабушку Лю!..

– Когда-то при звуках священной музыки[1] все звери пускались в пляс, а сейчас пляшет одна корова! – усмехнулась в ответ Дайюй.

Вскоре музыка смолкла, и тетушка Сюэ с улыбкой сказала:

– Хватит, пожалуй, пить. Давайте прогуляемся.

Матушка Цзя охотно согласилась, и все отправились гулять.

Разговоры со старухой Лю забавляли матушку Цзя. Она взяла ее под руку и повела к искусственным горкам, рассказывая о встречавшихся по пути деревьях, цветах, камнях. Старуха Лю внимательно слушала и все старалась запомнить.

– Вот уж не думала, что в городе не только почтенные и благородные люди живут, но и птицы, – говорила старуха. – А что птица говорить может, как та, что в клетке у вас сидит, такое мне и в голову не приходило!

– Каких птиц ты имеешь в виду? – спросили старуху.

– Зеленого попугая с красным клювом в золотой клетке, – ответила старуха. – Того, что на террасе, – я хорошо его запомнила. И еще старого черного дрозда – он ведь тоже разговаривает!

Каждое слово старухи вызывало взрыв хохота.

Появились служанки и доложили, что подано сладкое.

– Мне совсем не хочется есть, – сказала матушка Цзя. – Принесите сюда – кто захочет, поест.

Служанки принесли два столика и два короба с яствами. В одном коробе были приготовленные на пару сахарные пирожные с молотыми зернами лотоса и коричными цветами и хворост из мякоти тыквы на гусином жиру. В другом коробе – сваренные в масле, крохотные, величиной в цунь, пельмени и запеченные в тесте фрукты.

Цао Сюэцинь

Сон в красном тереме

Главы LXXXI — CXX

Глава восемьдесят первая

Удя рыбу, четыре красавицы гадают о счастье;

строго наставив сына, отец отправляет его в домашнюю школу

После отъезда Инчунь госпожа Син держала себя так, будто ничего не случилось. Зато госпожа Ван долго вздыхала у себя в комнате. Она воспитывала девушку с самого детства и была расстроена. Как раз в это время к ней пришел Баоюй справиться о здоровье. Заметив слезы на глазах матери, он молча стал в стороне и, лишь когда госпожа Ван сделала ему знак, сел рядом с нею на кан.

— О чем ты думаешь? — спросила госпожа Ван, видя, что сын не решается заговорить.

— Да так, ни о чем особенном, — ответил Баоюй. — Узнал, что второй сестре Инчунь тяжело живется, и стало больно. Бабушке ничего не сказал, а сам вторую ночь не сплю. Ни одна из наших барышень не смогла бы вынести подобных обид, что же говорить об Инчунь! Она самая слабая, самая робкая. Ни разу ни с кем не поссорилась. А сейчас вынуждена терпеть издевательства негодяя, не способного понять страдания женщины.

Баоюй едва не плакал.

— Ничего не поделаешь, — проговорила госпожа Ван. — Недаром говорится в пословице: «Выданная замуж дочь — все равно что выплеснутая из ковша вода». Чем я могу помочь?

— Я знаю, что делать, — заявил Баоюй. — Надо обо всем рассказать бабушке, попросить взять сестру Инчунь домой и поселить на острове Водяных каштанов, чтобы она могла по-прежнему играть с сестрами и не терпела издевательств Сунь Шаоцзу. Пусть хоть сто раз присылает за ней людей — мы ее не отпустим. Скажем, что таков приказ старой госпожи. Хорошо я придумал?

Слова Баоюя и рассердили и рассмешили госпожу Ван.

— Так нельзя! — сказала она. — Неужели ты не понимаешь, что девочка, когда вырастет, должна выйти замуж и переехать в дом мужа. А уж там как повезет, мать не может за нее вступиться, хороший попадется муж — ее счастье, плохой — ничего не поделаешь. Как говорится: «Выйдешь за петуха — угождай петуху, за собаку — собаке!» Не каждой суждено стать государыней, как твоей старшей сестре Юаньчунь. Инчунь еще молода, да и господин Сунь Шаоцзу не стар. У каждого свой характер, вот они и не ладят, но это только на первых порах. Пройдет несколько лет, появятся дети, и все образуется. Смотри только, ничего не говори бабушке! Проболтаешься — пеняй на себя! А теперь иди, хватит бездельничать!

Баоюй не проронил больше ни слова и, понурившись, вышел. Так хотелось излить тоску, но кому? Миновав ворота сада, он машинально направился к павильону Реки Сяосян и, едва переступив порог, не выдержал и громко заплакал.

Дайюй только что привела себя в порядок. Увидев Баоюя расстроенным, она встревоженно спросила:

— Что-нибудь случилось?

И несколько раз повторила этот вопрос, но Баоюй ответить не мог, наклонился над столом и всхлипывал.

Дайюй долго в упор смотрела на него, а потом с досадой спросила:

— Кто расстроил тебя? Уж не я ли?

— Нет, нет! — махнул рукой Баоюй.

— Тогда почему ты грустишь?

— Просто я подумал, что лучше умереть раньше, чем позже. Жить совсем неинтересно!

— Уж не рехнулся ли ты? — изумленно спросила Дайюй.

— Нет. — Баоюй покачал головой. — Сейчас я тебе кое-что расскажу, и ты все поймешь. Слышала, что рассказывала вторая сестра Инчунь? Видела, на кого она стала похожа? Вот я и думаю: стоит ли выходить замуж, если это приносит одни страдания? Вспомнилось мне, как мы создавали нашу «Бегонию», как сочиняли стихи и были счастливы! А сейчас сестра Баочай живет у себя дома, даже Сянлин не может нас навещать. Инчунь замужем. Иных уже нет среди нас. Пусто в доме! Я хотел попросить бабушку взять сестрицу Инчунь обратно, но матушка говорит, что я вздор болтаю. За короткое время сад наш стал просто неузнаваем! Что же будет здесь через несколько лет? Трудно даже себе представить! Чем больше я думаю, тем тяжелее становится на душе…

Дайюй все ниже склоняла голову и в конце концов с тяжелым вздохом опустилась на кан, отвернувшись от Баоюя. В это время Цзыцзюань принесла чай и остановилась в растерянности.

Появилась Сижэнь.

— Так я и знала, что вы здесь, второй господин! — воскликнула она. — Бабушка вас зовет.

Дайюй поднялась и пригласила Сижэнь сесть. Глаза ее были красны от слез. Баоюй принялся ее утешать:

— Не расстраивайся, сестрица! Я наговорил глупостей. Вдумайся в мои слова — и поймешь, что главное — это здоровье. Я скоро вернусь от бабушки, а ты пока отдыхай.

После ухода Баоюя Сижэнь тихонько спросила у Дайюй:

— Что случилось?

— Баоюю жаль вторую сестру Инчунь, — ответила Дайюй, — вот он и расстроился, а у меня глаза красные потому, что я их растерла. Как видишь, ничего не случилось.

Сижэнь промолчала и поспешила за Баоюем.

Когда Баоюй пришел к матушке Цзя, она спала, и ему пришлось вернуться во двор Наслаждения пурпуром.

До полудня Баоюй отдыхал, а проснувшись, взялся от скуки за первую попавшуюся книгу. Это были «Древние напевы». Баоюй наугад раскрыл книгу, и в глаза бросились строки:

Стихотворение принадлежало Цао Мэндэ[1]. У Баоюя болезненно сжалось сердце. Он отложил книгу, взял другую. Это оказались сочинения времен династии Цзинь. Баоюй полистал ее и тоже бросил. Подперев голову руками, он погрузился в задумчивость.

— Ты почему не читаешь? — спросила Сижэнь, заваривая чай.

Баоюй промолчал, взял чашку, отпил глоток. Сижэнь не понимала, что с ним творится. Вдруг Баоюй приподнялся и пробормотал:

— Душа бродит за пределами тела!..

Сижэнь чуть не прыснула со смеху. Спросить, что это значит, она не решалась и стала уговаривать Баоюя:

— Не хочешь читать, пойди в сад, погуляй. А то заболеешь от скуки.

Баоюй машинально кивнул и вышел.

Он сам не заметил, как очутился у беседки Струящихся ароматов. Там царило запустение. Со двора Душистых трав, куда направился Баоюй, доносились цветочные ароматы. Но двери и окна там были заперты, и Баоюй зашагал к павильону Благоухающего лотоса. Еще издали он заметил у отмели Осоки нескольких девушек, они стояли опершись на перила, а служанки, присев на корточки, что-то искали на земле.

Спрятавшись за искусственной горкой, Баоюй прислушался.

— Посмотрим, клюнет или нет? — сказала одна из девушек, судя по голосу, Ли Вэнь.

— Уплыла! — раздался голос Таньчунь. — Я знала, что не клюнет!

— Подожди, сестра, стой смирно, — послышался третий голос. — Она сейчас приплывет.

— Приплыла!

Это крикнули Ли Ци и Сюянь.

Баоюй, не утерпев, поднял камешек и бросил в воду. Послышался всплеск. Девушки вздрогнули.

— Кто это нас пугает?

Баоюй выбежал из-за горки и воскликнул:

— Хороши! Сами развлекаетесь, а мне ни слова!

— Так я и знала, что это брат Баоюй! — воскликнула Таньчунь. — Теперь плати за вспугнутую рыбу! Она наверняка бы клюнула, да ты помешал!

— Это я должен вас наказать за то, что не позвали меня с собой!

Все рассмеялись.

— Давайте ловить по очереди, — предложил Баоюй. — Загадаем: кто поймает, у того будет счастливый год, а кто не поймает — у того несчастливый! Ну, кто первый?

Таньчунь предложила Ли Вэнь, но та отказалась.

— В таком случае я буду первой, — заявила Таньчунь и обернулась к Баоюю: — Попробуй только опять вспугнуть рыбу!

— Я не рыбу пугал, а вас, — возразил Баоюй. — Лови сколько душе угодно!

Таньчунь закинула удочку. Вскоре поплавок дрогнул и ушел под воду. Девушка дернула удилище, и все увидели на берегу трепещущую рыбку. Шишу схватила ее и пустила в кувшин с водой. Таньчунь передала удочку Ли Вэнь. Та забросила ее и, как только дрогнул поплавок, выдернула. Крючок был пуст. Девушка забросила вновь, но едва дрогнула леска, снова выдернула. Опять ничего. Ли Вэнь взяла крючок, осмотрела — он был согнут.